– Он когда-нибудь упоминал Вал...
Одетта резко вытянула руку и зажала мне рот. Ее кожа пахла рыбой и затхлостью запертой комнаты.
Она взглянула на Монтегю и медленно покачала головой.
– Не произносите этого.
Я кивнула. Тогда она убрала руку и продолжила:
– Значит, он говорит и говорит, словно в бреду, как сумасшедший, и это слово, то которое вы собирались произнести, вылетает у него изо рта. Как только оно слетает с его губ, он встает и разбивает зеркало кулаком. Разбивает его на куски и подбирает длинный осколок, похожий на разделочный нож. Подносит к языку… Потом к глазам… Я все время кричу и пытаюсь остановить его, но он сильнее, чем кажется, он сбивает меня с ног. Как только его глаза и язык, как только они исчезают, он начинает искать пергамент и перо, как будто то, что в нем, пытается найти выход, любой выход, понимаете? Он начинает царапать случайные числа на странице, которую вырвал из старого дневника. Как только он заканчивает, то берет тот же самый осколок, которым вырезал глаза и язык, и отнимает пальцы у самой ладони. Когда он понял, что не сможет сделать то же самое с левой рукой, он просто начал бить кулаком в стену, пока она не превратилась в кровавое месиво из плоти и осколков костей.
На протяжении всего рассказа Одетты я сидела, не веря своим ушам, пораженная ужасными вещами, которые Монтегю Родс сотворил с собственным телом.
– Что же могло быть настолько чудовищным, чтобы оправдать такое ужасающее самоистязание?
– Не знаю, – ответила Одетта. – Я не хочу этого знать. И вы тоже не должны хотеть.
– Думаете, что-то подобное случилось и с полковником?
Глаза Одетты сузились.
– Что вы хотите сказать?
– Я слышала, что во время шторма она упала со скалы у поместья, – сказала я. – Может быть, ее смерть вовсе не была несчастным случаем? Может быть, она тоже страдала от этих... видений, и именно из-за них она сбросилась с обрыва?
Одетта одарила меня взглядом, какого я не видела со времен схолы, когда настоятели были мной недовольны.
– Вы правы, но только наполовину, – согласилась она.
– Что это значит?
– Это значит, что полковник умерла не в результате несчастного случая. Но и самоубийством это тоже не было.
– Так что же тогда произошло?
– Лодочник, который ее нашел, сказал, что у нее почти не было головы. Она раскололась и была пуста, как разбитое яйцо.
– Скалы очень высокие. Удар о камни при приземлении легко объясняет такую рану.
– Это так, но лодочник – бывший гвардеец, – сказала Одетта. – И он видел не одну показательную казнь, устроенную комиссаром.
