Предоставив подруге дело оттирания помады, я вышла на улицу. Неяркое усталое солнце уже скрылось в белёсой пелене облаков, ветер налетал порывами, гудел в узких проходах между двухэтажными домами, сложенными из массивных блоков серого с белыми прожилками камня, пока я, поёживаясь, шла к центру города. Я решила заглянуть к нашему сюзерену — может, советник объяснит мне, что делать с деньгами. Даже в их столице до сих пор не обменивали наши деньги, предпочитая брать плату за что бы то ни было бартером и драгметаллами. У самих Наставников денег в привычном понимании этого слова не существовало — их заменяли наборные браслеты из тонких колечек разных по ценности сплавов. Браслет обычно носили на левой руке, повыше этого неподвластного человеческому сознанию органайзера, заодно выполнявшего функцию часов. В общем, со средствами к существованию надо было что-то решать.
Так. Проблема была налицо и являла себя в образе массивной двери то ли из чёрного дерева, то ли из очередного чуда производства пластических масс. И — всё бы ничего, но эта дверь явно не соответствовала общепринятым стандартам, ибо звонка не было в принципе. Меня продолжал преследовать злой дверной рок.
Сначала я вежливо постучала. Прислушалась. Потом я уверенно постучала. И прислушалась. Потом слегка раздражённо побарабанила. Потом и вовсе невежливо. Тишь да гладь. Врагу не сдавался наш гордый «Варяг». Я привалилась к косяку, надулась и обиженно пожаловалась миру:
— Я же есть хочу.
Во мне медленно, но неукротимо поднималось раздражение голодного человека. Хм, это оттого, что никого нет дома или оттого, что они просто глухие высокомерные задницы? Я безнадёжно, от нечего делать, толкнула дверь…
И что, вы думаете, произошло?
Ничего.
Тогда я дёрнула ручку на себя.
Холл был гулким, тёмным и пустым. Через затемнённые стёкла слабенько лился рассеянный дневной свет, но особой погоды это не делало. Потолок терялся где-то метрах в четырёх над головой (на месте этой двухэтажной домины у нас бы уже давно впихнули кое-как сляпанную пятиэтажку — по высоте она бы его ненамного превышала). Я старалась двигаться бесшумно, но звук моих шагов и дыхания, казалось, разносился по всему первому этажу, многократно отражаясь от каменных стен и тёмного мозаичного пола. Путь от двери к лестнице на второй этаж длился несколько секунд и сотни миль. Время растягивалось. Этот дом был не из тех, где хотелось лихо кричать «э-эй!!!» или даже шёпотом спрашивать «есть здесь кто-нибудь?».
