Что теперь делать со строптивицей, купец представлял себе очень плохо. Для начала он приставил к ней охрану. Не для того, правда, чтобы столь ценное сокровище не украли, а для собственной безопасности. Махтуб понимал, что подобная женщина ему не нужна ни под каким видом: ни в качестве супруги, боже упаси, ни в качестве наложницы, ни в качестве служанки или же рабыни. От таких девиц следует держаться подальше. Такие вещи, как покорность, уважение и послушание были ей чужды. А применять силу купец попросту боялся. Ну, как эта стерва окажется сильнее и перебьет всех в доме, включая его, господина и повелителя? В конце концов, он решил поскорее сбыть ее с рук.
Нарсин вполне могла бы сбежать, не прилагая к этому никаких особенных усилий. Охрана у дверей ее ничуть не пугала. Но помешало одно обстоятельство. Девушка краем уха услышала, что купец собирается отправиться в Арджанту, и это решило дело. Находиться в Эгрибе слишком долго было Нарсин не по душе. Он навевал на нее тоску, этот город с его строгими, патриархальными нравами, обязательными ежедневными намазами и древними порядками, где женщине без паранджи показаться на улице было просто немыслимо. Это все равно, если бы она прошлась по улицам любого другого города в голом виде. А Арджанта была совсем иным городом. Там все было гораздо мягче, проще, свободнее. Правитель позволял обосновываться в Арджанте людям любых вероисповеданий и никогда этому не препятствовал. Там встречались представители самых разнообразных национальностей, причем, все они вполне мирно сосуществовали.
Именно поэтому Нарсин и решила остаться у купца до тех пор, пока он не доставит ее в Арджанту. Помимо прочего, это было еще и очень удобно. Добираться туда в одиночку куда сложнее и рискованнее.
Так Нарсин и оказалась в пустыне, под палящим солнцем, с головы до ног укутанная в мерзкую паранджу, бредущая вместе с остальными купеческими женами за восседающими на мулах важными мужчинами. Удовольствие еще то. Девушка страшно им завидовала. Мало того, что они не топают пешком, так еще их лица не занавешены этими ужасными черными тряпками. Нарсин попыталась, было, откинуть паранджу и хоть немного глотнуть свежего, пусть и горячего воздуха, но бдительная Маурин перехватила ее руку.
— Что творишь? — прошипела она тихо, — нельзя допустить, чтобы посторонние мужчины видели твое лицо.
Нарсин было совершенно все равно, сколько посторонних мужчин, женщин и детей видят ее лицо. С паранджой она была знакома очень недолго, с момента прибытия в дом купца Махтуба. Так что, все это казалось ей бессмысленной и глупой затеей.
