Ждали войны, которую затем объявили "внезапной". В первые минуты гитлеровского "блицкрига" получил приказание выехать в город Брест, развернуть сеть полевых госпиталей. Меня остановили под Барановичами: в Бресте немцы. Западная Белоруссия была оккупирована в считанные дни. Отправили меня с той же целью в Вязьму, где находился территориальный медицинский центр, -- начались бои под Смоленском. Мы едва успевали эвакуировать полевые госпитали; да и не всегда успевали...
Я долго не знал, что вся моя семья уничтожена. И в Минске, и в Крыму. В Карасубазаре всех крымчаков -- под корень, в том числе все семейство Хондо; даже бабушку, которой было 104 года, расстреляли и швырнули в овраг. Бабушка, кстати, просила увезти детей, спасти их. Отец ни в какую. "Я был в плену у немцев, я знаю их, -- твердил он. -- Не слушайте болтовню прохожих..."
Таких "знатоков" было, как известно, немало. И в Крыму, и на Украине, где немцев помнили по оккупации времен Вильгельма II. Ни одного из "знатоков" в живых не осталось...
Как ни горько об этом говорить, но именно в эти годы гитлеровского изуверства и начался официальный государственный антисемитизм в Советском Союзе.
Как точно и образно сказал писатель Василий Гроссман в своем романе "Жизнь и судьба", Сталин поднял над евреями "вырванный из рук Гитлера меч уничтожения..." Он поднял меч и раньше, еще не вырвав из рук Гитлера. Тут можно сказать, пророки шли нога в ногу. Еще в 1942 -м Сталин приказал изгнать всех евреев -- редакторов фронтовых газет и требовал выдвигать "истинно русских" руководителей, под знаменами Суворова и Кутузова. Этот "великорусский поворот" в политике и привел к многолетней антисемитской вакханалии, которая в конце концов докатилась и до меня и до моих детей.
В войну этого не понимал, некогда было оглядеться. А 1943-м я начальник большого госпиталя под Ульяновском. Обязан принять раненых, сколько бы их ни доставляли санитарные поезда. Строжайший приказ был по этому поводу. Раненых укладывали на полу в офицерских палатах, если они были не заполнены; даже в генеральской, благо генералы попадали ко мне редко... В госпитале на 400 мест постоянно находилось не менее 800 раненых. Только медперсонала было 180 человек...
И вдруг нагрянула комиссия из одиннадцати генералов. А сколько остальных чинов при них!.. Никто ничего не понимал. Отчего такая честь? У меня сердце упало: со мной не говорили, словно меня уже увезли... Оказалось, в Москву ушел донос, что я кормлю, за счет раненых, медперсонал... Мне грозил трибунал, хотя постичь, почему московская власть выделила в качестве жертвы меня, капитана Хондо, было трудно. Все начальники госпиталей подкармливали медиков, как бы они иначе работали? "Выбрали еврея"? В это не верилось...
