И некоторые додумались двинуться в Биробиджан, который был где-то за Китаем. Иоске Хазан отсидел при Сметонасе десять лет и потому знал все. Россия, сказал он, -- это страна счастья для всех, там равенство; там нет никакой эксплуатации, и предложил присоединиться к ним. Я бы поехал, мне интересно, но мама не хотела. У нас был дом, как можно бросить дом? И нашу улицу, сказала она.
Что тут возразить, улица у нас была замечательной. Она называлась Яткевергас. Это значит Мясная улица. Еврейские магазины тянулись на два километра. Они были набиты мануфактурой, обувью, гусями. Гусь на четыре килограмма за два лита. Евреи, как тогда говорили, "торговали с Гинденбургом", можно себе представить сколько еврейских гусей ушло в Германию?!
Я помню, в один год Гинденбург почему-то не принял гусей. В Каунасе назревал экономический кризис. Власти обязали всех рабочих брать по два гуся в месяц. Сметонас предотвратил катастрофу, говорили.
Что вам сказать, тогда хорошо работали, хорошо ели и хорошо пили. Уезжать, наверное, было бы ошибкой, тем более что пришла весть, что в Биробиджане всех моих знакомых каунасцев расстреляли как троцкистов.
Я в те годы знал даже такое непонятное евреям слово, как "каратист". Однако что такое троцкист, на Яткевергас не знал никто. Во всяком случае, не мог мне толково объяснить. Россия, в моем представлении, продолжала оставаться большим и добрым Иваном, который живет счастливо и всем предлагает жить так же. Что вам сказать, вы не хотите жить счастливо? Я хотел, хотя и дома мне было неплохо. Интересно повидать...
В сороковом году нам протянули "братскую руку помощи". Евреи были в восторге. Мои друзья-коммунисты ходили по Яткевергас так, словно их всех наградили орденом. Не были довольны только братья Курлянчик и мой папа, но ведь на всех не угодишь...
Я был, правда, несколько смущен. Освободители выглядели, как бы это сказать помягче, как городской нищий Мотке Мишугинер, который ходил в рванье, с оторванными подошвами. На ногах освободителей были обмотки зеленого цвета, ботинки старые и рваные. "Босенькие"!
А глаза какие! Рыскающие, круглые, особенно в магазинчиках на нашей Яткевергас...
Сколько раз я слышал здесь такой непонятный разговор:
-- Копченой колбасы-то! Продаете?.. Килограмм можно?
-- Пожалуйста, -- говорил радостный папа или кто-либо другой. -- Берите хоть два, хоть три...
А десять тоже можно?
-- Да пожалуйста!..
Через месяц магазины опустели. Такого успеха в торговле не было никогда, но никто не радовался. Мой папа вспоминал почему-то приезд Зеева Жаботинского в 1936-м. Жаботинский собрал евреев и говорил горячо: "... Ваши дома -- не ваши. В один из дней придет Гитлер и все заберет. Продавайте дома и уезжайте в Палестину".
