Первосвященник мягко улыбнулся.
– Я рад, что вы меня понимаете, леди Гайдэ. Хотя, признаться, не ожидал, что вам окажутся близки мои устремления.
Я снова покосилась на темнеющее небо.
– На самом деле все очень просто, господин ал-тар. Так просто, что это почти невозможно понять.
– Простое кроется в сложном, леди, – согласно кивнул священник. – Вы правы. Чтобы познать его, требуется провести немало времени в размышлениях.
– Сами по себе размышления бесполезны, если они не приводят к правильным выводам. А от выводов нет пользы, если они не будут воплощены в жизнь.
– К несчастью, далеко не все выводы можно воплотить в жизнь, леди. А те, которые все-таки можно, никогда не становятся реальностью за короткое время.
Я понимающе кивнула.
– С верой – та же история, господин ал-тар. Насильно привить ее невозможно. Требуется время, чтобы засеять вспаханное поле, немало стараний, чтобы брошенные в землю семена взошли. Но еще больше требуется усилий, чтобы эти ростки не затоптали потом тяжелыми сапогами.
– К сожалению, это так, – согласно вздохнул господин Георс. – Мне кажется, вы хорошо понимаете наше учение, леди.
– Я очень стараюсь его понять.
– Это приятно слышать.
Я мысленно усмехнулась: еще бы ему не было приятно. Я уйму времени потратила, чтобы перелопатить это Учение и выловить из кучи словесного мусора хоть какое-то рациональное зерно. Еще больше времени потратила на обдумывание и сравнивание его с нашей Библией, но в итоге пришла к выводу, что вера в Аллара не так уж плоха. А сейчас, немного побалансировав на грани, даже готова поверить, что вы, господин ал-тар, действительно не похожи на клириков моей далекой родины.
– На самом деле у человека трудная участь, – неожиданно сказал священник, как-то по-особенному на меня посмотрев. – Он стремится к небу, но не может оторваться от земли. Желает взлететь, но оковы на ногах не пускают. Его душа бьется в темнице разума, однако далеко не всегда получает свободу.
– Человек всегда был полем битвы, – согласилась я. – Его душа – как полная противоречий книга для Верховного Судии. Самое трудное и самое ревнивое творение своего бога.
– Верой мы пытаемся дать ему свободу. Вера призвана для того, чтобы человек стремился вперед и дальше. Не останавливался, не отчаялся, не упал.
– Так задумано, – вздохнула я. – Но трудно верить в лучшее, когда душа разрывается надвое. Трудно остаться чистым, идя по колено в грязи. И еще труднее бороться с самим собой, если для победы нужно уничтожить большую часть себя.
