, неполноценные люди, у которых теория была оторвана от практики, в сознании которых действительный мир заменился миром мыслительных абстракций и символов.
Посмотрите, в самом деле, на совокупность жизненных отправлений солипсиста и агностика! Если бы всё разыгрывалось только в его чистом сознании, зачем ему было бы вообще двигаться? В этом отношении в тысячу раз последовательнее были индусские мудрецы-спиритуалисты[48], годами созерцавшие свой собственный пупок, даже чувственный мир считался ими обманной пеленой. Тут точка зрения неприятия мира проводилась куда более последовательно, хотя, увы, даже бренное аскетическое тело всё же не могло целиком оторваться от прозаической воды, чашки рису, кореньев и плодов. А, ведь, с точки зрения приятия или неприятия мира принципиально безразлично, на что вы ориентируетесь: на акрид и дикий мёд или на ростбиф, фрукты и шампанское. Но здесь хоть можно сказать: ut desint vires, tarnen est laudanda voluntas[49]. А у западноевропейских отрицателей, неприемлящих мира, это неприятие выглядит скандалёзно-лицемерно. Нас, разумеется, интересует в данном случае вовсе не «моральная» сторона дела,— бог с ней, с этой стороной. Нас интересует тот факт, что поведение здесь опровергает теорию, которая так жалко удирает в кусты перед самыми ординарными фактами самой ординарной обыденной жизни. Но и у индусов добуддийского толка и у буддистов «brahma-nirwana» и «nibbanam» отрицали чувственный мир во имя идеального сверхчувственного мира, имевшего для них истинное вневременное бытие. А у субъективных идеалистов и солипсистов нет даже и этого. Тут гордыня духа пожирает всё и в то же время диалектически превращается в жалкую игру, которая в мириадах конфликтов с действительностью трусливо отступает буквально на каждом шагу.
«Нирваническая» практика, в которой воля направлена на своё собственное преодоление, на базе неприятия чувственного мира и самоуглубления, тем самым облегчает позицию, ибо сокращает сферу действия вообще, т. е. активного отношения к внешнему миру. Но вот как будет выпутываться неприемлющий мира солипсист, который, отрицая этот мир, действует, т. е. ходит, ест, пьёт, работает, любит, делает предметы и делает детей и т. д.? Ведь, одно дело, когда люди разглагольствуют о неприятии мира с точки зрения пассивно-созерцательной: здесь даже их собственная телесность как бы растворяется и испаряется, ибо предполагается, что она не функционирует, или, по крайней мере рассуждательство исходит из фикции, из того, «als ob»
