Юность Барона. [3 книги] | страница 42



— В войну? Барон нахмурился:

— Незадолго до.

— Ой! Ты извини, если я вдруг что-нибудь не то, дурацкое ляпаю?

— Хорошо. Когда будет дурацкое — извиню.

— О-ох, башка гудит! — Люба схватилась за виски и стала натирать их круговыми движениями пальцев.

— Поспи. Часика полтора еще ехать будем.

— А и то верно! — охотно согласилась она и, не спрашивая разрешения, по-свойски привалилась к Барону, пристроив голову у него на плече.

Отключилась Люба практически мгновенно.

Заснула, сама того не ведая, что своими, на первый взгляд абсолютно невинными, вопросами разбередила Баронову душу по полной.

И вот теперь, рассеянно глядя на пролетающие за окном лесные пейзажи и крохотные полустанки, ему отчетливо, до каждого слова, припомнился последний, по-настоящему взрослый разговор с отцом.

Хотя в тот майский вечер Юрка, разумеется, и помыслить не мог, что эта их беседа по душам — последняя.


Ленинград, май 1941 года

Всеволод стоял у распахнутого на кухне окна, курил и жадно впитывал запахи и настроения первого по-настоящему весеннего дня, что явился в этом году с превеликим опозданием.

Еще вчера в Ленинграде хозяйничали промозглые ветра, с утра так и вовсе валил мокрый снег. Но сегодня долгожданное весеннее солнце до краев, до самых высоких крыш залило воронку двора, по днищу которого тотчас засочились тонкие ручейки — последний снег сдавался на милость победителю.

Казалось бы — вот оно, дожил, дотянул, хвала богам, до весны! Но только наученный горьким опытом последних лет инженер Алексеев не спешил обольщаться — и на природный, и персонально на свой счет. Потому как в нынешней жизни заправляла и беспредельничала такой силы Тьма, против которой не смогло бы устоять даже и небесное светило…


— А мама скоро придет? Это на кухню заглянул Юрка.

В танкистском, разумеется, шлеме: последние полторы недели сын расставался с подарком Гиля разве что во время школьных занятий и сна. Да и то с превеликой неохотой.

— Что?.. А, да. По крайней мере надеюсь. А что такое?

— Надоело с Олькой сидеть. Во двор хочу.

— Что поделать — терпи, брат. Уж такая твоя планида. Погоди, а бабушка нынче где?

— Она с бабой Верой в театр пошла.

— Вот как? Обратно не повезло тебе.

— Пап, а ты чего такой грустный? И сегодня, и вчера, и раньше тоже?

— Неужто заметно?

— Ага. У тебя неприятности на работе?

— Неприятности? Хм… Можно и так сказать.

— А чего случилось?

Всеволод хотел было отмахнуться, уйти от скользкой темы. Но вопрос был поставлен сыном напрямик, а потому требовал предельно искреннего ответа.