Юность Барона. [3 книги] | страница 21

— …салют Мальчишу! — всхлипывая, докончила за брата Ольга.

— Всё, конец, — выдохнул Юрий, с облегчением закрывая книгу.

— А теперь что-нибудь веселое почитай, — не терпящим возражений тоном потребовала Лёля. — А то я совсем-совсем расстроюсь.

— Не буду. Я устал.

— А я твоей маме пожалуюсь. Что ты нам мало почитал.

— Ну и жалуйся. Подумаешь, напугала.

— Юра, а поиграй тогда на пианине? — предложила компромиссный вариант сестра. — Про овечку.

— Опять овечку? Надоело.

— Ну пожалуйста-препожалуйста. Умоляю!

И так уморительно-смешно произнесла она это свое "умоляю", что Юрий сразу смягчился:

— Ладно. Только один раз.

Он подошел к фамильному "Беккеру", чьих клавиш некогда касались пальцы самого Гартевельда[6], поднял крышку и принялся одним пальцем выстукивать незатейливую мелодию, негромко напевая:

привычно перехватила эстафету Ольга.

А на большом письменном столе, за которым некогда трудился профессор Кашубский, а ныне не слишком успешно грыз гранит науки его внук, лежал, подсыхая акварелью, портрет смешного человечка в сапогах и в галифе, напоминающих скорее казацкие шаровары.

Дабы ни у кого не оставалось сомнений в части персонификации персонажа, в правом верхнем углу была выведена размашистая корявая надпись: "Деду Гилю все мы любилю"…

Бухнув входной дверью, запредельно хмельной Хрящ вывалился на веранду, выдергивая Барона из воспоминаний:

— О! Тебя там все обыскались, а ты, оказывается, и не терялся.

— Все — это кто? — возвращаясь в реальность, досадливо скривился Барон.

— Я, Любка.

— Положим, это еще далеко не все?

— Эта Бастилия нонче всех обламывает и никому не дает. Себя взять, — пожаловался о своем Хрящ. Юмор в нем, хотя и дремучий, проживал. — Правда, я так нажрался, что даже и не шибко хочется. Брать.

— Я заметил.

Хрящ почти влюбленно посмотрел на подельника и с пьяной восторженностью принялся сыпать комплиментами:

— Барон — ты… ты такой фартовый бродяга! Я… я с тобой — веришь-нет? — в любую делюгу, с пол-оборота готов вписаться. Вот хошь прям сейчас. Потому как ты — голова! Эти, которые там, которые остальные, они супротив тебя…

— Знаю-знаю. Как столяр супротив плотника.

— Какого плотника? При чем здесь плотник?

— Неважно. Ты вот что: завтра, когда проспишься и похмелишься, поезжай к Бельдюге и подробно обрисуй подходы к адресу на Автовской. Мы с ним предварительно всё обкашляли, так что он со своими парнями на днях товар аккуратно вывезет и раскидает куда надо.