Юность Барона. [3 книги] | страница 15



— Включение товарища Кудрявцева в состав женского полка комплимент, мягко говоря, сомнительный. Ну да, в таком разе вы точно споетесь. Товарищи искусствоведки! Крестница! Люся! Открою страшную тайну: сей товарищ два месяца как перевелся из Мурманска в Ленинград, но до сих пор не был в Русском музее!

Самарина картинно всплеснула руками:

— Как?! Не может быть?! Да это просто преступление! Правда, подруга?

— А в Эрмитаже? — уточнила Елена.

— К сожалению, тоже. Сразу после перевода куча работы навалилась. Опять же — еще мало с кем успел познакомиться из ленинградцев. А одному скучно по музеям ходить.

— В музее не бывает скучно! — менторски произнесла Самарина. — Тем более в таких, как Эрмитаж и наш Русский. Кстати, как вы вообще относитесь к живописи?

— Так что ж? Нормально отношусь.

— Это не ответ.

— Мне с природой картины нравятся. Пейзажи. Вот, например, — не заморачиваясь насчет манер, Кудрявцев ткнул пальцем в сторону висевшей над гостевым диванчиком акварели. — Очень красивая.

— Браво! — захлопала в ладоши Самарина. — А вы, Володя, оказывается, способны на тонкие комплименты.

— Как это?

— А так, что это работа нашей Леночки.

— Да вы что? Правда? — Теперь Кудрявцев куда как с большим интересом уставился на картину.

— Между прочим, и в самом деле оригинальное решение. Согласитесь, Володя, что акварель и море словно бы созданы друг для друга — вода для воды?

— Ага, здорово! Вот честное слово, здорово!

— Перестаньте, — смутилась Елена. — Нашли оригинальное решение. Всего лишь детский лепет, и ничего более.

— Ничего и не детский! — запротестовал Кудрявцев. — Да ей, акварели этой, в вашем музее самое место!

— На помойке ей место. И там бы она и очутилась, кабы в свое время чем-то, уж не знаю чем, не приглянулась отцу.

— Леночка у нас — уж такая скромница! Ну да решено! С этого дня, Володя, мы берем над вами культурное шефство. И не вздумайте увильнуть!

— Напротив, буду только рад. Обязуюсь стать самым послушным в СССР подшефным.

— Считай — попал! — прыснул Самарин. — Теперь наши бабы…

— Евгений!

— Пардон, Ядвига Станиславовна! Я хотел сказать: теперь наши женщины с тебя, Володька, не слезут. Гарантирую: месяца не пройдет, как взвоешь от всех этих Рубенсов, Рублёвых, Врубелей и прочего номинала живописЬцев. Правда, Сева?

Самарин панибратски хлопнул соседа по плечу, и тот неопределенно пожал плечами: — Хм…


Отец Юры, инженер-путеец Всеволод Владимирович Алексеев, был человеком угрюмым и малоразговорчивым. А если и удавалось втянуть его в спор или подбить на подобие откровенности, говорил медленно, слова подбирал осторожно, будто тут же, на ходу, додумывая. По этой причине речь его неподготовленному собеседнику представлялась вычурной, тяжелой.