Все, что она говорит, отзывается гулко внутри. Согласием. Он ведь и впрямь теперь может – и будет! будет! – решать, какой дорогой пойти. Но сперва пусть бы унялось внутри больное, загнанное, исполосованное. Ему кажется, что он медленно умирает. Не телом, что ему станется. Тем, что зовут душой, наверное.
– Ты меня убиваешь, – говорит северянин, когда снова обретает способность дышать. – Пядь за пядью.
– Убиваю, – соглашается Марушка. – Пядь за пядью. Но не тебя. Остальных, всех, кем ты не есть, того, кем ты был, кем никогда не станешь. Того, кем тебя приучили быть. Того, кто решает вместо тебя. Того, кто запрещает тебе – твое. Видишь, их сколько? Чем ты живешь, Ингвар? Чьими желаниями, зароками? Тебе нравится это все? – и она широким жестом обводит рукой вокруг.
– А тебе? – возвращает вопрос он ей. – Тебе, значит, нравится, если ты следуешь только своим решениям и дорогам?
– Мог и не спрашивать, – Марушка пожимает плечами. – А чему огорчаться? Не тому ли, что все свои уцелели, что ваш набег остановлен в самом начале? Но если ты имел в виду их, – она кивает в сторону жертв, – они неизбежность. Что станет рукой судьбы – дерево, снежный занос, дикие звери, случайное слово, проломившийся лед или лишняя кружка эля, из-за которой кто-то уснет в сугробе… большая ли разница? Ты сам много раз был этой судьбой, как и все. Бездумным, слепым орудием. Хочешь меня упрекнуть, что этой судьбой я становлюсь осмысленно, точно зная, что и ради чего творю? Или что именно ты уцелел и по какой-то причине не можешь ко мне, как к врагу относиться? Так об этом уже говорили, моей вины никакой. Ты пришел, а не я к твоему порогу. Ты привел остальных, а не я в твои земли вломилась.
– Я, – шепчет Ингвар, повторяя ее слова. – Да, это я…
Бежать без оглядки отсюда. Пока еще цел, пока не сошел с ума. Пока зверь еще слушается заклятия и молчит. Пока она чего-то еще не придумала.
– Ты спрашивал у меня, зачем… – она подходит к нему вплотную и смотрит так твердо, такая острая сталь в этих глазах… – Хочу видеть тебя настоящего. Кем ты взаправду есть. На меньшее я не согласна. И меньшего не возьму.
Он выходит. Сбрасывая невидимые, прочные некогда путы, путы долга, любви, ненависти, чести, законов людей, воли богов, узы дружбы и побратимства, узы крови, рода, зароков, предубеждений и жребия норн. Нет, не сбрасывает, разрывает, по живому, с мясом выдирая из сердца и памяти все, что стоит между ними. Между тем, кем пытался быть. И тем, кем он есть.
