Когда прозвучало имя Марены – Ингвар и впрямь еле сдержался, таким холодом обдало, пробрало до самых костей, так ему показалось. И ладно б озноб сам по себе, ну, ветер ночной, и сам он с теплого лежбища выбрался только, всему найти пояснение можно. Но вот богов имена, а тем паче навьих богов, никто походя не вспоминал. И лепить к своему имени не решался. Марена – что Хела, Хель. Иначе – смерть. И ладно бы имя еще, само себе… только стало оно самой последней каплей, недостающим звеном, после которого никакой нет возможности убедить себя, что ошибся: ведьмино логово, вот, куда привела дорога.
И сей же момент, только спала с глаз пелена, все, буквально все, в словах, обращенных к нему, в разговорах хозяев между собой, в том, какой гибельной силой гнуло его, как прорывалась она, сила эта – марью, в обоих хозяевах, до помутнения разума, до глубинного ужаса – как перед смертью… Не той, честной, в бою, после которой достойнейшим путь в Вальхаллу. А вообще. Небытием. В котором ни чести, ни славы, а только вечный туман и льды… Припомнилась темная марь в глазах у Марушки и Ратмира, да шорохи в бане, да шепот неясный прямо над ухом, перед тем как вышел во двор и встретил хозяйку. Да и серый кот, или кто он там, вертевшийся рядом, вынюхивавший… не иначе как ведьмин помощник… Ведьмино логово, и лес тоже ведьмин. И дороги не просто так заплелись… И неспроста так на ведьму эту он засмотрелся, что глаз отвести не мог… Чистая бездна… разверстая… гибельная…
– Что ж замолчал? – Марушка смеется, легко, весело, беззаботно. – Или в Навь засобирался, на ночь глядя, да задумался, не забыл ли чего прихватить? А я подскажу, что забыл, оружие ведь на сеновале оставил? Смерть встречать безоружным, о-хо-хо, небось, в чертоги небесные ваши потом и не пустят?
– Знаешь, что хуже всего? – внезапно меняется в тоне хозяйка, и вместо смеха в голосе вечная мерзлота. – Ты принял за правду. Потянулся рукой за мечом. Решил, что тебя немедленно жизни лишат, прямо здесь. И именно я. И даже прикинул, чем мог бы отбиться… и чем на меня напасть. Первым. Вот и клятва твоя. Вот и послание к князю. Вот и предки твои, их честь и заветы. И уважение к дому, в котором ты гость. И вот, что ты думаешь про волхвов, чего стоит их слово… Молчишь? А я так продолжу. Ты шел за мной, и не только голод и усталость тебя томили. Ты шел за мной и, пока не понял, что я несвободна, был готов добиваться. И ладно бы… можно понять, честь и прочая… только где же оно, когда ты решал, горло подставить свое – или жизнью моей расплатиться… Это любовь твоя, северянин? Это она и есть?… Эй, и не думай, что смерть прямо здесь и сейчас приключится. Ты встретишь ее, как любой, кто рождался на свет. Только не в этом доме. А разговор этот вспомнишь еще. Потом.
