Лев Васильевич осекся. Кто-то из прихожан новой веры поднялся с колен.
— Это ты виноват, — сказал проповедник. — Ты и твое безбожие призвали море.
— Да иди ты на хер, — ответил Иннокентий. — Чист я перед Богом.
Люди вставали, и лица их кривились от ярости на святотатство.
— Закрой рот, еретик, — услышал морзверолов справа от себя. Увидел парня из своей бригады. Сашка. Тот наморщил нос, как атакующий пес. — Закрой рот.
— Еретик?! Саша?!
— Ты нужен морю, — сказал Лев Васильевич. — Оно очистит тебя.
Иннокентий опешил. Его подхватили за руки, потащили к берегу. Старик попытался вырваться, попытался закричать, но рот ему заткнула мозолистая рука Сашки. Молодой морзверолов держал старшего товарища под водой, пока Лев Васильевич не кивнул ему, мол, довольно.
Труп старика забрал отлив.
Всех, кто ночью пытался уйти, и кого удалось остановить, определяли в физкультурный зал. Ночью его запирали, а дверь задвигали шкафом. Каждым утром шкаф отодвигали, растаскивали сухие, сереющие тела и заносили новые.
Пока, наконец, в здании школы не остались только пятнадцатилетняя Ирочка. Она даже не проснулась, пока стоявшие на вахте братья-близнецы Павархи скреблись в запертом кабинете, отведенным под жилое помещение. Встала, обошла их посеревшие тела. Окно в столовой было разбито, и дежурный у зала пропал. Ирочка осталась одна.
До полудня она просидела в школе, у окна. Проводила взглядом процессию с Львом Васильевичем. Тот и четверо его послушников отправились к церкви, а через полчаса оттуда донеслась автоматная очередь. Пауза. И пять одиночных выстрелов.
Выглянуло солнце, которого над Уэленом не было почти месяц. Море сразу посветлело. На волнах на небольшом расстоянии от берега покачивались бело-розовые слизистые купола. Но Ира их не видела.
Она не разглядела их и вечером, когда сидела с бутылкой коньяка на скале, над Уэленом. Солнце уже село. Над поселком висела луна. Волны накатывались на берег и отступали, оставляя на берегу тела. Длинные щупальца отпускали их, скользили назад, в пучину, а черные в лунном свете фигурки вставали и брели в поселок. Десятки, сотни, тысячи.
Здесь был не только Уэлен. Зеленый радар в недрах пустой пограничной заставы верещал как резанный.
Из поселка донесся одинокий выстрел. Ира запрокинула голову и сделала большой глоток.
