Мне, пожалуй, укажут, что в наш век убивают себя люди и никогда не занимавшиеся никакими высшими вопросами; тем не менее, убивают себя загадочно, без всякой видимой причины. Мы, действительно, видим очень много (а обилие это опять-таки — своего рода загадка) самоубийств странных и загадочных, сделанных вовсе не по нужде, не по обиде, без всяких видимых к тому причин, вовсе не вследствие материальных недостатков, оскорбленной любви, ревности, болезни, ипохондрии или сумасшествия, а так, Бог знает из-за чего совершившихся. Такие случаи в наш век составляют большой соблазн, и так как совершенно невозможно в них отрицать эпидемию, то обращаются для многих в самый беспокойный вопрос.
Все эти самоубийства я, конечно, объяснять не возьмусь, да и, разумеется, не могу, но зато я несомненно убежден, что в большинстве, в целом, прямо или косвенно, эти самоубийцы покончили с собой из-за одной и той же духовной болезни — от отсутствия высшей идеи существования в душе их. В этом смысле наш индифферентизм84, как современная русская болезнь, заел все души. Право, у нас теперь иной даже молится и в церковь ходит, а в бессмертие души не верит, то есть не то что не верит, а просто об этом совсем никогда не думает. А, между тем, лишь из этой одной веры выходит весь высший смысл и значение жизни, выходит желание и охота жить. О, повторяю, есть много охотников жить без всяких идей и без всякого высшего смысла жизни, жить просто животною жизнью, в смысле низшего типа; но есть, и даже слишком уж многие, и — что всего любопытнее — с виду, может быть, и чрезвычайно грубые и порочные натуры, а, между тем, природа их, может быть, им самим неведомо, давно уже тоскует по высшим целям и значению жизни. Эти уж не успокоятся на любви к еде, на любви к кулебякам, к красивым рысакам, к разврату, к чинам, к чиновной власти, к поклонению подчиненных, к швейцарам у дверей домов их. Этакий застрелится, именно, с виду ни из чего, а, между тем — непременно от тоски, хотя и бессознательной, по высшему смыслу жизни, не найденному им нигде. О, глядя на многих из этаких, разумеется, трудно поверить, что они покончили с собою из-за «тоски по высшим целям жизни».
«Да они ни о каких целях совсем и не думали, ни об чем таком не говорили, а только делали пакости» — вот всеобщий голос! Но пусть не заботились и делали пакости: высшая точка эта — знаете ли вы твердо, какими сложными путями, в жизни общества, передается иной душе и заражает ее? Идеи летают в воздухе, но непременно по законам; идеи живут и распространяются по законам, слишком трудно для нас уловимым; идеи заразительны, и знаете ли вы, что в общем настроении жизни иная идея, иная забота или тоска, доступная лишь высокообразованному и развитому уму, может вдруг передаться почти малограмотному существу, грубому и ни о чем никогда не заботившемуся, и вдруг заразить его душу своим влиянием?
