.
Вывод необходимости самоубийства составляет для многих как бы последнее слово новейшей науки, которая приравнивает человека к обезьяне и сулит ему в будущем один конец с нею — абсолютное (полнейшее) ничтожество, — той науки, которая устами Гартмана81, творца «философии бессознательного», проповедует новую религию будущего, у последователей которой все прошения будущего «Отче наш» должны будут слиться в одно прошение: «избави нас от бытия!»
На наших глазах — число случаев самоубийства возросло в такой значительной степени, что это печальное явление сделалось по справедливости знамением нашего времени. Характеристично при этом то, что почти общим мотивом (основанием), приводящим к самоубийству, слышится одно: «жизнь надоела, — не стоит жить»; нет сомнения, что это явление имеет связь и соотношение с общим духом и направлением нашего времени — времени пантеистически-пессимистической философии Шопенгауэра82 и Гартмана. По учению этой философии, бытие хуже и ниже небытия; вся и всякая индивидуальная жизнь есть зло и бедствие; источник всех бедствий жизни заключается необходимо в самой жизни. Поэтому конечною целью жизни и деятельности всякого человека должно быть уничтожение самой основы всякой жизни. Мораль, вытекающая из этого учения, проста и немногосложна: это — призыв к самоубийству в той или другой форме.
Мы не хотим, конечно, сказать того, что все самоубийства происходили вследствие сознательного усвоения этого пессимистического учения, этого новобуддизма в мире христианском. Но дело в том, что основной тон этого безотрадного учения гармонирует с направлением нашего времени и служит выражением его. Развитие роскоши, жажда удовольствий, усиленная погоня за исключительно практическими интересами — вот явления, характеризующие общественные нравы нашего времени. Поэзия и все идеальное — не во вкусах нашего реалистического времени. Современный человек, как истинный сын практического, положительного века, ищет, обыкновенно, везде и во всем под разными видами «хлеба», то есть материальных благ и наслаждений. Отсюда совершенное равнодушие к высшим целям жизни, ко всему тому, что придает настоящую цену и смысл жизни, что питает и поддерживает ее, и, в конце концов — равнодушие к самой жизни, к этому бесцветному и бесцельному существованию. И вот — «больной сын больного века»83, разочаровавшийся в жизни, накладывает на себя руки, оставляя нам, в назидание, свою горькую исповедь: «жизнь надоела, — не стоит жить».
