[1] Спрашивается, следует ли оставлять без наказания этот порок, до такой степени ненавистный, и следует ли прилагать и в государственном быту тот закон, который практикуется в школах[73], в силу которого с неблагодарного назначается взыскание, которое для всех представляется справедливым? Почему же не так, если даже города спрашивают с городов[74] то, что́ для них дали, и если сделанное для предков спрашивается с потомков?[2] Наши предки, люди, бесспорно, великие, взыскивали только с неприятелей: они великодушно оказывали благодеяния и великодушно теряли их. Исключая персидского народа, ни в каком другом не допускалось делать взыскания с неблагодарного[75]. И это важный аргумент в пользу того, что не следовало допускать такого взыскания, потому что со всем тем, что́ направлено против злодеяний, мы вообще согласны. За человекоубийство, составление ядов, отцеубийство и религиозные святотатства в различных местах назначается различное наказание, но всюду существует какое бы то ни было наказание. А этот чаще всего встречающийся порок нигде не подвергается наказанию, хотя всюду и порицается. Мы не прощаем его, но так как трудно бывает оценить неизвестный предмет, то мы и наказываем (его) только ненавистью, оставляя в числе того, что отсылаем на суд богов.
[1] Я нахожу много оснований, в силу которых эта вина (неблагодарность) не должна подвергаться преследованию закона. И прежде всего (этого не должно быть) потому, что лучшая часть благодеяния пропадает, если допускать (за него) судебные взыскания, как будто за определенную[76] сумму денег или наем и отдачу внаем. В благодеянии же то и есть самое характерное, что мы даем, даже будучи готовы потерять, – что все предоставляем на волю принимающих (благодеяния). Если я жалуюсь[77], если обращаюсь к судье, то благодеяние перестает быть таковым, но становится кредитом. [2] Потом хотя весьма благородное дело воздавать благодарность, но оно перестает быть благородным, как скоро становится необходимым. Ведь никто не станет тогда относиться к человеку благодарному с похвалой больше той, с какой относится к тому, кто возвращает залог или отдает долг, не доводя дела до суда. [3] Таким образом, мы портим два предмета, лучше которых ничего нет в жизни человеческой: благодарного человека и благодеяние. Ибо что великого в том, когда человек не дарит благодеяния, но ссужает его? Или когда возвращает не потому, что желает этого, а потому, что это необходимо? Нет славы быть благодарным, если небезопасно быть неблагодарным. [4] Прибавь сюда теперь и то, что для применения одного этого закона (о неблагодарных) едва ли будет достаточно всех судебных мест. Найдется ли кто-нибудь, кто не станет вести судебного дела по этому предмету? Найдется ли кто-нибудь, с кем не станут вести (такого) судебного дела? Все возвышают цену своего; все преувеличивают даже самое незначительное, что́ сделали для других. [5] Кроме того, (только то) делается предметом судебного разбирательства, что может быть обсуждено (на основании разума и законов)
