— И все-таки я не понимаю — как это работает? Ты бог или не бог?
Смоля очередную сигарету, Владимир обратил задумчивый взор в пустоту. Он не любил этого термина с тех самых пор, как оказался единственным существом во вселенной, к коему тот объективно подходил. Дело было в значении, которое люди вкладывали в слово «бог». Владимир не был тем богом, а в силу своей прагматичной натуры очень не хотел внушать кому-либо ложных надежд.
— Я — менеджер реальности, Кузя, вот что. Я… я как игрок в «Black & White»[7].
— Шикарная была игрушка.
— Отличная. Жаль, что Молинье потом скатился.
Оба вздохнули.
— И все же непонятно — как это с тобой произошло?
— Помнишь фильм «Брюс Всемогущий»?
— Ну.
— Все произошло совсем не так. Никто мне ничего не объяснял и не обещал, однажды я просто проснулся и понял, что что-то не так. В голове звучали чьи-то голоса, взгляд мог рассматривать отдельные атомы штукатурки на потолке, мысли всех вокруг были словно открытые книги, а дальше — больше. Я конкретно думал, что шизею, пока наконец не психанул и не стянул все пространство в космологическую сингулярность.
— И че?
— Че «че»? Знаешь, что случается с материей под большим давлением? Она раскаляется, Кузя.
— А. Знатно бомбануло?
— Про теорию Большого взрыва слышал? Так вот, Эйнштейн со товарищи в этом вопросе были теоретиками, а мне удалось попрактиковаться.
— О. И что потом?
— А ничего. Оказавшись один на один с новорожденной вселенной, я понял, что мне придется либо ждать еще миллиарды лет, чтобы оказаться в исходной точке своего обращения, то есть на новой Земле с новыми людьми, появление которых весьма вероятно; либо откатить континуум к точке старта самостоятельно. Второе, к счастью, получилось. Потом я не раз так делал.
— Сильно косячил?
— Прилично.
Взяв друга на руки, Владимир переместился на орбиту Земли.
— На моей памяти этот мир погибал туеву хучу раз, и всегда я возвращался назад, чтобы попробовать сначала.
— Чего попробовать?
— Сделать хорошо, — ответил бог. — Но потом я образумился и просто умыл руки. Так и живем теперь.
Глаза-бусинки черного хомяка пристально следили за лицом Владимира, а тот раздумывал: не стоит ли выбросить окурок прямо в космос? Орбита Земли уже так захламлена, право слово, что один окурок погоды не сделает.
— Владик, я умер?
— Сам не помнишь?
— Смутно.
Владимир вздохнул.
— Хочешь посмотреть на свои похороны?
— А можно?
— Откачу время немного назад, и постоим в сторонке.
Так он и сделал — устроил друга на одном высоком надгробии, а сам отошел. Кузьма Фомичев некоторое время, не шевелясь, наблюдал, как его прежнее тело клали в землю и засыпали землей.
