Совершенно очевидно, что вопрос о составе потенциального экономического излишка, вопрос о природе излишнего потребления, расточительства и непроизводительного труда затрагивает самые основы буржуазной политической экономии, и в особенности тот её раздел, который получил название экономики благосостояния. Эта, пожалуй, наиболее апологетическая отрасль буржуазных экономических теорий поставила своей целью приведение в порядок наших знаний об условиях, определяющих экономическое благосостояние народа. Разумеется, первой и наиболее важной предпосылкой для того, чтобы эти усилия имели какое-то значение, является ясное понимание того, что подразумевается под экономическим благосостоянием, четкое определение тех критериев, пользуясь которыми можно отличить различные уровни экономического благосостояния. Экономисты, занимающиеся теорией благосостояния, решают этот вопрос (или, скорее, думают, что они решают его), используя критерии полезности или удовлетворения, получаемого отдельными личностями. Сама эта личность с ее привычками, вкусами и потребностями берётся за данное. Однако должно быть очевидно, что такой подход к личности целиком метафизичен и на деле игнорирует наиболее существенные стороны истории человечества.
Касаясь рассуждения Бентама, Маркс писал:
«Если мы хотим узнать, что полезно, напр., для собаки, то мы должны сначала исследовать собачью природу. Сама же эта природа не может быть конструирована, исходя “из принципа пользы”. Если мы хотим применить этот принцип к человеку, хотим с точки зрения пользы оценивать всякие человеческие действия, движения, отношения и т. д., то мы должны знать, какова человеческая природа вообще и как она модифицируется в каждую исторически данную эпоху. Но для Бентама этих вопросов не существует. С самой наивной тупостью он отождествляет современного филистера — и притом в частности английского филистера — с нормальным человеком вообще. Всё то, что полезно этой разновидности нормального человека в окружающем его мире, принимается за полезное само по себе. Этим масштабом он измеряет затем прошедшее, настоящее и будущее»[2-7].
Действительно, в ходе исторического развития отдельная личность с её физическими и психологическими потребностями, с её ценностями и с её устремлениями менялась вместе с тем обществом, частью которого она является. Изменения в структуре общества меняли природу человека; изменения в природе человека меняли общество. Как же в таком случае мы может использовать полезность или удовлетворение, получаемые человеком в данное время, в качестве критерия, по которому следует судить о соответствии экономических институтов и взаимоотношений требованиям благосостояния? Если мы сошлёмся на доступное наблюдению поведение отдельного человека, мы, очевидно, будем двигаться по кругу. Поведение человека определяется тем социальным строем, в котором он живёт, в котором он воспитан, в котором сложился и определился его характер, в котором сформировались его категории мышления, его надежды и опасения. На деле именно тот факт, что данная социальная обстановка способна создавать этот механизм формирования личности, обеспечивать материальные и физические основы для специфического типа человеческого существования, делает эту социальную обстановку социальным строем.
