Эх, молодость, молодость! Когда его туловище, словно гвоздь в доску от точного удара молотком, вошло в плотную морскую воду, на миг показалось, что его тело сжал в своих мощных объятиях сам бог морей Посейдон. Страх улетучился, как только Игорь вынырнул на поверхность лазуревой воды и помахал и зрителям, среди которых была и его судовая подружка — молоденькая хохлушка родом из Донецка, дневальная Инночка Панченко. Она закрыла глаза руками и не отпускала их, покуда вновь не услышала голос своего возлюбленного. Он же, как родному отцу, во весь рот улыбался, вмиг протрезвевшему, капитану Бышевцу и быстро поплыл к трапу, опущенному к сомой воде.
«Ты что там творишь, самоубийца!» — заорал тогда побледневший от гнева, кэп, и он был конечно же прав.
— Здесь высота пятиэтажного дома, это же верная смерть, нет, мне такие экстрималы на судна не нужны».
После рейса Смагин списался, и больше не встречал на своем жизненном пути капитана Илью Бышевца. Злые языки поговаривали, что Бышевец вскоре умер от цирроза печени в кругу семьи, в малогабаритной гостинке по улице Нахимова во Владивостоке. Эти двенадцать квадратов ему выделало Дальневосточное пароходство за безупречный труд на благо Родины.
Сейчас Смагин представлял всю опасность прыжка в воду, но это был единственный путь к спасению. Он еще раз прицелился в предводителя «крысиного экипажа» и нажал на спусковой крючок. Прогремело три выстрела. Огромная крыса с визгом, от которого заложило в ушах, подпрыгнула на высоту человеческого роста и, дважды изогнувшись в полете, шлепнулась на палубу, извиваясь в луже черной крови и последней агонии. Ее собратья, было, бросились врассыпную, но опомнившись, накинулись на своего крысиного короля и с ожесточением в доли секунд растерзали поверженного лидера на кровавые клочки.
«Совсем как у людей, не зря человеческие и крысиные гены идентичны на девяносто процентов» — усмехнулся Смагин, и смело шагнул в пустоту. На пару секунд он завис в воздухе, но, повинуясь законам гравитации, с шумом и брызгами вошел ногами в холодную и безжалостную пучину океана. Благодаря тому, что он крепко, словно родную жену, стиснул руками спасательный жилет, тот от сильного сопротивления не сорвался с креплений и не травмировал руки и голову, но все же удар оказался такой силы, что его мозг на какой-то миг отключился, как бывает на ринге, если боксер пропустит удар и отправится на временную передышку в нокаут. Очнулся он лишь тогда, когда чья-то сильная рука вытягивала его за шкирку из воды такого жалкого, мокрого и беспомощного. Квадрат легко, словно ребенка, бережно уложил Смагина на дно шлюпки. Того самого, тяжело дышавшего с бледным лицом и полузакрытыми глазами своего, еще недавно такого ненавистного выскочку и фартового паренька Игоря Смагина.
