.
Николай Андреевич по-своему объясняет нелюбовь Третьякова к встречам с официальными лицами: «…похоже было, что он не любил носителей власти — ни светской, ни духовной. Помню, однажды нам сообщили, что „в галерею завтра прибудет Иоанн Кронштадтский“. А в то время этот поп пользовался такой славой, что за ним ходили десятки тысяч народа. Его считали святым. „Благословиться“ у него почиталось великой честью. А Третьяков, как только узнал, что ему предстоит такая честь, сейчас же собрался и уехал на два дня в Кострому.
— Скажите, что меня экстренно вызвали по делам»>[231].
Думается, причиной подобного поступка Третьякова была отнюдь не неприязнь к носителям власти как таковым. Тем более к представителям власти духовной. Павел Михайлович мог относиться к тому или иному духовному лицу по-всякому. Но, как добрый христианин, он должен был хотя бы проявлять почтение к его сану. Скорее, роль сыграло целое сочетание факторов. Во-первых, уже указанная нелюбовь к праздникам и к ситуациям, когда его персона оказывалась в центре внимания. Кроме того, было совершенно очевидно, что вокруг святого Иоанна соберутся целые толпы народу, а больших скоплений людей Третьяков старался избегать. Но, пожалуй, решающую роль сыграла досада: сколько драгоценного времени будет потрачено напрасно! Тот же Мудрогель рассказывает об удивлении, с которым служители Павла Михайловича воспринимали его отношения с людьми: если с представителями властей тот старался не иметь дела, то приехавший к нему художник был для Третьякова самым дорогим гостем. «Художники для него были какие-то высшие люди… На первых порах нас всех, помню, удивляло: к нам в галерею едут и великие князья, и графы, и генералы, выражают желание видеть Павла Михайловича, познакомиться с ним, поговорить, а он приказывает сказать: „его дома нет“, „выехал неизвестно куда“. А придет художник — нет ему гостя дороже. И к себе в кабинет пригласит (а обычно звал к себе других лиц редко), и в дом поведет, во второй этаж, к своей семье, где Вера Николаевна угощает завтраком»>[232]. Художников, в отличие от официальных лиц, Павел Михайлович воспринимал как тружеников. Если беседа с последними представлялась ему напрасной тратой времени, то с первыми — была полезна и приятна. В случае с приездом Иоанна Кронштадтского Третьяков, вместо того чтобы раскланиваться с «почтеннейшей публикой», слушать льстивые речи и говорить неискренние любезности, предпочел заняться делами фабрики.
