Это я теперь так думаю, когда снова вспоминаю прошлое! И тот далекий мой страх теперь мне кажется милой забавой. Но тогда я не мог так думать. Тогда я просто боялся. Панически боялся конюха, который, по моим представлениям, никогда не появляется на людях, а все время живет в лохматой, длинной конюшне с подслеповатыми окошками, за мутными и грязными стеклами которых вздыхают лошади, свободные от работы.
Впрочем, лошади отдыхали в ту пору только ночью. И я страшно завидовал Кольке, которому мать разрешала гонять лошадей в ночное. Колька показывал кровавые ссадины на ягодицах, был горд собой и даже бледнел от своего превосходства надо мной и над Вовкой.
Но однажды Колька сказал мне, сделав на лице улыбку полумесяцем и вытаращив глаза:
— Айда на покос!
И мы с ним побежали. Дело было к вечеру, бежали мы долго и прибежали на большой скошенный луг в пойме Москвы-реки. Пока мы с Колькой бежали по деревне, он, встречая ребят, кричал им в азарте:
— Айда на покос!
Ребята кричали в ответ:
— Айда!
И когда прибежали к лугу, нас было уже семь запыхавшихся от бега ребят. В дороге я старался выяснить, куда и зачем бежим, но толком понять ничего не мог.
На лугу кончили работу женщины и распрягали усталых за день лошадей. Луг был колючий и очень душистый. Женщины почему-то встретили нас очень радостно, заулыбались, заговорили хором:
— Вот молодцы!
— Вон какие у нас хорошие ребята растут…
— Ну вот и хорошо.
— Так и надо, конечно. Старшим надо помогать.
Не успел я опомниться, как Колька схватил за уздечку желтого, окорнатого Соловья, женщина подставила ему под левую ногу сцепленные свои руки, он схватился за гриву мерина, оттолкнулся ногой, женщина его словно бы подкинула вверх, и Колька взгромоздился на широкую спину Соловья. Он сидел, растопырив ноги, а потом прижал их к лошадиным бокам, согнул в коленках, тронул поводья, крикнул:
— Но-о-о!
И Соловей побежал рысью, подкидывая маленького Кольку на своей спине.
— Бурого не бери! — испуганно кричал в начавшейся суматохе один паренек, которого мы звали Цыганом. — Бурого не бери! Он кусается! Зверь, а не конь! Не бери!
В этой сумятице я никак не мог понять, что мне надо делать. Я вовсе не рассчитывал возвращаться домой верхом на лошади! Я в жизни еще не сидел, не только не ездил на лошади. Лошадей было шесть, а нас — семь. Я решил, что мне все равно не достанется, и с удивлением и завистью смотрел, как женщины подсаживают ребят и как те, вцепившись в гривы, понукают лошадей и догоняют Кольку, который, отъехав, остановил Соловья и поджидал товарищей.
