— Чего орешь? — басом гавкнула на нее подошедшая собака, — да замолчи ты, наконец, — ткнула она ее носом в бок.
— Ой-ой-ой, помогите! — визгливо заголосила еще пуще бабуля, в бессильном страхе опускаясь на землю.
— Ника, ко мне! Фу! — строго окликнула собаку вышедшая на шум хозяйка.
Испуганную бабульку подняли, с тысячей извинений проводили до дома. Но с этого момента вся деревня знала, что собака, живущая в доме, не только огромная, но и свирепая. Загрызет, если что… И старались обходить опасное место стороной.
* * *
Жара в тот год выдалась невероятная. Говорят, лет сто такой не было. И деревенский дом здорово от нее спасал. После городского зноя там, в деревне даже казалось прохладно. Дул легкий ветерок, особенно это ощущалось за домом, где была тень, и воздух уже не казался таким раскаленным.
Ника обожала пить воду, текущую прямо из шланга. Пришедшие с работы хозяева наливали собаке ведро воды, она опускала в него голову и пускала пузыри, потом поднимала ее, переводила дыхание, озиралась и вновь погружала голову в ведро.
— Надо свозить ее на речку, давай возьмем ее с собой, чего она изнывает, бедная. Долли хоть в ванночке купаем, а Нике там совсем неловко. Вспомни, какая несчастная она там стояла, еле помещаясь, как баран на заклании…
— Ника, на речку поехали, — позвали ее.
Ника, увидев открытые дверцы машины, немедленно и привычно запрыгнула на заднее сиденье.
— Все, а тебе места нет, — смеясь, констатировал хозяин, обращаясь к жене.
На переднем сидении уже гордо восседала Долли, которая тоже не смогла пройти мимо раскрытой машины.
— Долли, может, ты подвинешься? — спросила хозяйка.
— Вот еще! А Нике вашей там не тесно одной на целом сидении?
— Ладно, я с Никой сяду, ты-то подвинешься, Никуша?
Ника обрадованно запыхтела, подставляя свою голову хозяйке под руку.
— Обрадовались, девчонки? Ах вы мои хорошие, сейчас искупаемся, полегче будет вам.
— Конечно, пока вы сообразите, загнешься тут от этой жары невыносимой. И вообще, подумали бы, что я — водоплавающая собака. Сами же пытались научить меня эту гадость таскать. Называли ее еще как-то противно. Поноска! Придумают же! Резиновых уток носить в зубах и поноской называть. Дрессировщица, помню, была, так та хоть дохлых голубей давала… А у меня между прочим, на лапах даже перепонки есть. Сами же рассматривали. Удивлялись. А как на речку поехать — нету их. Сами подхватятся и едут, а тут будто не люди. Ну, в смысле не люди, конечно. В смысле, хуже людей мы что ли?
