Таким образом, наружность поэта и его антропологический склад носят бесспорный характер негритянских свойств. Но глаза (т.е. пигмент радужной оболочки) светлые, а не черные и не темные или карие, цвет кожи смуглый, но не темный, не африканский. Следовательно, можно говорить о смешанном происхождении. Все существующие народы на земном шаре, более или менее, смешаны, безусловно чистых рас нет. Даже евреи, несмотря на свою склонность к антропологической замкнутости, все-таки смешаны с отдаленных времен (черные евреи и рыжие). Расы будущего, - говорит Катрфаж, будут менее различаться по крови в силу скрещивания и будут более близки между собою. Япония представляет типический пример смешанной расы, составленной из трех основных рас человеческого рода - черной, желтой и белой. Эти расы поочередно переселялись на острова, окруженные водой, жили смежно, постепенно смешиваясь. Процесс смешивания еще далеко не закончился у них: рядом с безбородыми представителями желтого и черного происхождения в Японии живут чистокровные потомки белой расы (айносы) с роскошной волосистостью лица и огромной бородой (типический расовый признак белых). Катрфаж называет их «русскими из-под Москвы».
Духовные качества в смешанных расах и у отдельных метизированных субъектов носят на себе печать протекших био-исторических судеб. Талантливость японцев, по общему мнению антропологов (Н. tenKate), зависит более всего от примеси белой крови.
Судьба величайшего поэта во всех отношениях есть судьба человеческая. Судя по белому цвету кожи и светлым глазам, - это белый человек в расовом смысле слова. Однако же и негритянская примесь сказала свое слово, и это, прежде всего, выразилось во внешности поэта. Что касается внутренних качеств, т. е., психической природы, то на Пушкине оправдывается психологический вывод психиатров, приведенный выше, о двойной наследственности - о получении некоторых внешних черт и инстинктов по руслу негритянской человечности и о передаче всех остальных, особенно высших, качеств по русскому руслу белой расы. В связи с этим, индивидуальные черты поэта объясняются из двух источников. Необузданность его природы, внезапная порывистость его решений и действий (проявления «гениального безрассудства»), разгул, бурные инстинкты с ухаживаниями, пиршествами, ссорами, дуэлями - все это дань черному расовому корню. Сюда же относятся и те «увлечения», которые поэт называет «порочными заблуждениями» и воспоминание о которых уже в двадцатилетнем юноше-поэте вызывает ясную, глубокую, зрелую реакцию и мотивированное сожаление о том, что для этих «заблуждений» он «жертвовал: собою, своим покоем, славою, свободой и душой» («Погасло дневное светило»). Это, чуждое благородному духу, дикое инстинктивное начало, всецело несоизмеримое с его художественной натурой, полностью охватывало его по временам, как чуждая необузданная сила крови. Это инстинктивное «африканское» начало в его подлинном первобытном виде мы встречаем по ту сторону океана вкрапленным среди белого населения Соединенных Штатов, где хищная чувственность и эротическая дерзость негритянских элементов делают опасным для белой женщины всякую близость цветного субъекта. Отдельные вагоны в поездах железных дорог, отдельные залы в ресторанах и все глубокое отъединение белых от черных вызывается далеко не одним только запахом негра или цветом его кожи, но, в гораздо большей степени, опасностью дикого инстинкта, против которого культурный американец не удерживается защищаться погромами и судом Линча. В идеальной, художественной душе великого поэта, в очень смягченных формах, жил, подобно паразиту, этот самый цветной инстинкт, который даже в лучшую зрелую пору жизни не покидал его, омрачая его душу отелловской ревностью, которая, вероятно, сыграла свою злодейскую роль и в событиях, вызвавших роковую дуэль.
