Он выдает череду ругательств.
‒ Нет, красавица. Ты не сделала ничего плохого. Это все я. Я не могу прикасаться к тебе, когда ты выпившая. Мне вообще нельзя к тебе прикасаться!
ГЛАВА 2
СТОН вырывается из меня, когда свет ударяет в глаза. А также здесь очень шумно. И что-то тяжелое давит мне на голову. Я вскидываю руку в универсальном жесте «уходи». И на случай, если это будет недостаточно ясно, добавляю:
‒ Выключите свет.
‒ Это солнце, глупышка, ‒ говорит моя сестра.
Я приоткрываю один глаз и буквально слепну. Если это солнце, мы, должно быть, переживаем какой-то апокалипсис, потому что оно в сто раз ярче, чем я когда-либо видела. И с каких это пор она говорит через микрофон? Все, что я в силах из себя выдавить, это хныканье.
Кровать проседает, когда она садится рядом со мной. Ее холодная и сухая рука опускается на мой лоб.
‒ Ты заболела, или что-то в этом роде? Выглядишь не очень хорошо.
‒ Спасибо, ‒ говорю я, усмехаясь, а потом вздрагиваю, когда слово эхом отдается в моей голове.
События прошлой ночи обрушиваются на меня. «Джек Дэниелс». Потом поцелуй. Затем отказ.
Потом еще «Джек Дэниелс».
Мы допили всю бутылку, при этом демонстративно не обсуждая поцелуй.
‒ Я не больна, ‒ говорю я, чтобы она хотя бы не волновалась. Несмотря на то, что я чувствую себя хуже, чем во время гриппа. Надеюсь, похмелье не продлится несколько дней.
‒ Я измерю тебе температуру, ‒ говорит Хонор, направляясь в ванную, соединенную с моей комнатой.
‒ Нет, ‒ протестую я. Мысль о том, как что-то пищит в моем ухе, заставляет меня съежиться. Я пытаюсь сесть, чтобы доказать, что все в порядке.
‒ Видишь? Все в норме.
На Хонор кремовая винтажная блузка и черная юбка-карандаш. Она всегда выглядит такой собранной. Я смотрю на часы. Десять утра. Ладно, думала, что еще не так рано. Тем не менее, она выглядит элегантно и стильно в любое время дня. У нее напряженное выражение лица. Из-за меня?
‒ Со мной все в порядке, ‒ повторяю я.
Морщинки от беспокойства между ее бровями исчезают, но губы по-прежнему сжаты. Есть что-то в ее выражении лица такое знакомое. Потом я понимаю... что это боль. Реальная боль. Не та пульсирующая боль, которую я испытываю сейчас, и которую я полностью заслуживаю. Это что-то другое.
Я встаю и подхожу к ней.
‒ Мы встречаемся с поставщиком через тридцать минут, ‒ говорит Хонор. Она позволяет мне участвовать в планировании вечеринки, чтобы я чувствовала себя вовлеченной. Еда, торт. Фейерверки.
Это безумие ‒ устраивать фейерверки посреди чертовой засухи. Но это преимущество того, кто держит пожарного инспектора на коротком поводке. Чем и пользуется Байрон.
