). Видишь ли, какъ онъ допускаетъ желающимъ понимать этотъ огонь болѣе человѣчно? Но Пятымъ Вселенскимъ Соборомъ такое мнѣніе (о конечности мученія) признано изъ всѣхъ ученій наиболѣе безчеловѣчнымъ, и, какъ причиняющее вредъ Церкви и какъ ослабляющее старательныхъ, предано анаѳемѣ. Итакъ, эти изреченія если и дѣйствительно сказаны чуднымъ Григоріемъ о томъ огнѣ, то они указываютъ не на особое чистилище, а вводятъ конечное очищеніе и конечное возстановленіе всѣхъ; но они, никоимъ образомъ, не убѣдительны для насъ, взирающихъ на общее мнѣніе Церкви и руководящихся Божественнымъ Писаніемъ, а не взирающихъ на то, что каждый изъ учителей писалъ, выражая какъ свое личное мнѣніе; и если - кто-нибудь иной иное написалъ что объ очистительномъ огнѣ, мы не имѣемъ нужды принимать сего: ибо ни Писаніе ни Пятый Вселенскій Соборъ не передали намъ двойного вида наказаніе и двойного рода огонь.
16. Но вы сказали, что объ этомъ ясно говорили Августинъ и блаженные Амвросій и Григорій Двоесловъ. То, что это ихъ слова, мы признаемъ и это невозможно отрицать; но хотя сіи мужи были латинянами и писали свои сочиненія по-латински, (однако изъ того, что извѣстно намъ, можно видѣть, что,) съ одной стороны, они отнюдь ничего опредѣленнаго не возвѣщаютъ объ очистительномъ огнѣ, но только учатъ о томъ, что усопшимъ помогаютъ совершаемыя за нихъ литургіи и молитвы; а, съ другой стороны, если что опредѣленное и говорятъ они о семъ, однако, ни одно такого рода сочиненіе до сего дня не было нами прочитано; ничего, что говорило бы о семъ предметѣ; можетъ быть, развѣ только недавно были переведены съ римскаго на греческій языкъ: “О Троицѣ” Августина и Григорія “Собесѣдованія”. Такъ что же удивительнаго въ томъ, если мы не знаемъ того, что никогда не видѣли, не читали, не слышали? Ибо наши Отцы, а также тѣ, которые употребляли греческій языкъ въ своихъ писаніяхъ, ничего не говорили о такого рода вещахъ, а то, что сказали латиняне, это намъ, грекамъ, совершенно не понятно. Но, быть можетъ, и приведенныя слова этихъ Отцевъ возможно истолковать примирительно, и то съ добрымъ основаніемъ, поскольку изъ словъ самого Августина и блаженнаго Григорія Двоеслова является очевиднымъ, что ни они сами, ни иные, не говорили сіе, опираясь на свой авторитетъ и тутъ же подкрѣпляя аргументаціей и выдавая за истину, но они говорили это, какъ бы сказалъ кто, — принуждаемые и ограниченные узостью понятій и для того, чтобы отстранить большее зло (которое заключалось въ томъ, что нѣкоторымъ представлялось, что всякій грѣхъ подлежитъ очищенію). Поэтому, какъ кажется, считая, что жестоко идти противъ мнѣнія многихъ, и боясь, что ихъ слова покажутся неубѣдительными, если въ то время какъ тѣ считаютъ, что всякій грѣхъ будетъ очищеннымъ, они, напротивъ, возвѣстили бы, что ни одинъ грѣхъ не будетъ очищеннымъ, — они, пройдя среднимъ путемъ, допустили меньшее зло, чтобы тѣмъ, что придали своимъ словамъ больше убѣдительности, отстранить большее зло; а тому, что было сказано нѣкоторыми въ цѣляхъ икономіи, не надо слѣдовать до конца, какъ всякій бы сказалъ. Но даже если бы, дѣйствительно, такъ думая и держась такого мнѣнія, они говорили такимъ образомъ, все же, для насъ нѣтъ необходимости слѣдовать сему и принимать на вѣру такое мнѣніе. Ибо если они пришли къ сему на основаніи изреченія блаженнаго Павла, и на немъ основываются, считая, что Апостолъ говоритъ здѣсь о нѣкоемъ такого рода огнѣ (а что было мыслью Апостола — это было обширно сказано нами, когда мы излагали то, что было сказано Іоанномъ Златоустомъ и что вытекаетъ изъ самаго текста, и что совершенно различно отъ того пониманія, которое ему придаютъ западные святые), то легко ли намъ принять на вѣру то мнѣніе, которое возникло изъ такого начала и которое намъ непріемлемо, и возникаетъ оттуда, откуда проистекаетъ противоположное понятіе.
