— Надо обследовать склад, может, где оторвём доску. За пакгаузом развалины, а от них рукой подать до первых домов…
Николай таскал поклажу, Санька тщательно осматривал, ощупывал доски. Перелезая в вагон через дощатый пружинистый трап, Николай искал какую-нибудь скобу, шкворень, ломик. Внизу под вагоном он заметил обломок широкой рессоры. На худой конец сойдёт.
Немец внимательно следил за ним. Достав рессору, Николай принялся забивать болтающийся засов складских дверей. Немцу это понравилось.
— Ничего нет, Коля. Что будем делать?
Тогда на поиски ушёл Николай. За кучей порожних мешков, в толстой дощатой стене он нащупал несколько больших дырок от осколков. Попеременно возили мешки, попеременно расковыривали рессорой доски, а всего надо-то, чтоб голова пролезла.
— После обеда, сразу…
Отдыхая, Николай выбрал мешок почище, куском стекла пропорол дыры для головы, рук. Снял гимнастёрку, надел мешок — получилась жилетка, здорово! Через полчаса всё отделение поддело утеплители.
На перекуре товарищи окружили Саньку и Николая.
— А мы как?
— Ещё одного можем взять, — сказал Николай.
Недобрая тишина стояла в полутёмном запылённом пакгаузе.
— Может, немца прикончим — винтовка будет, — сказал невысокий паренёк с чёрными, обкусанными губами.
— Мы уходим потому, что Любченко не выдержит. Его впервой вывели сегодня.
— Тогда пусть идёт с вами Курасов — он тоже не жилец в нашей яме. Авось, повезёт вам, — заикаясь и окая, выдавил волгарь Сушков, самый старший по годам.
Вот и съедена последняя лагерная баланда из приторной сахарной свёклы. Быстро прощаются они с товарищами.
— Пошёл!
Первым пополз Николай. Руку поднимает — значит, давай скорее, можно. Вот развалины. Скок-скок, через обгорелые балки, мимо голых закопчённых стен.
Ползком по полю, ящерками через дорогу. Уже недалеко дома. А что за люди там, как примут? Пустое — стучись и всё. Пан или…
Мальчонка, сидевший во дворе за негустым новым штакетником, заметил их и так перепугался, что слова не мог вымолвить.
С огорода прибежала молодая женщина, без платка, держа что-то в переднике.
— Уходить вам отсюда надо…
— Веди, сестрёнка, скорее…
Они пошли задворками, огородами, отдыхали в небольшом поле жёлтой шуршащей кукурузы.
— У моего отца до полуночи побудете, — начала было женщина и остановилась. Все трое, не слушая её, не видя вокруг себя ничего, грызли засохшие початки. Проглатывали каменные зёрна, не разжёвывая.
— А боже ж ты мой, — выдохнула женщина, закрыв лицо руками, чтобы не видеть этого невысокого, седовато-чернявого парня с бешено жадными глазами, напоминавшего её Василя, ушедшего в полдень 22-го.
