Но он не стал выкручиваться, а попросил поговорить с ним. И вот она я — запутавшаяся, дрожащая и витающая в облаках. Я ступаю через коридор на кухню, где он, как мне известно, завтракает. Коллинз либо раздавит меня, либо даст надежду, что это ещё не конец.
***
Вариант «В»: ничего из вышеперечисленного.
Я захожу на кухню, где обнаруживаю Татьяну, вернувшуюся со съёмки раньше, чем предполагалось. Она, подпиливая ногти, сидит рядышком с Коллинзом за столом с завтраков, пока тот работает за компьютером. Я изо всех стараюсь скрыть разочарование.
Вот же хрень.
Её поза на стуле такая прямая, будто ей в задницу засунули железный прут. Когда она вернулась? У меня напрягается челюсть, но когда я перевожу взгляд с неё на Коллинза, вся злость испаряется, сменяясь беспокойством. Коллинз выглядит измотанным. Глаза прищурены, плечи сгорблены, как будто сам акт пробуждения причиняет ему боль. А ещё у него рассерженный вид, но из-за чего — без понятия. Никто из них не слышит, как я вхожу, и оба по-прежнему погружены в свои дела.
— Коллинз, — зову я.
Он поднимает глаза и силится улыбнуться, но морщит лоб. Обводит взглядом моё тело и замирает. Интересно, он злится или оценивает дополнительное время и труд, потраченные мной на подготовку? Я наливаю себе кружку кофе и сажусь напротив них.
— Ты как? — спрашиваю я.
Он тяжело опирается подбородком на руку и произносит:
— Перебрал с выпивкой прошлой ночью.
В лицо бросается жар, когда меня накрывает воспоминаниями о наших вчерашних сообщениях. Неужели он так напился, что не знает о том, что сказал? Сердце ухает куда-то вниз. Он, наверное, даже ничего не помнит. «Залезь в свои сообщения», — хочется сказать мне. «Мы должны были поговорить сегодня».
Татьяна вскидывает взгляд.
— Доброе утро, Миа. Ты хорошо спала?
— Да, — лгу я с вымученной улыбкой. — Ты вернулась.
Она возит вилкой по дну пустой миски перед собой.
— Мы закончили пораньше. В кои-то веки. — Её взгляд пробегается по сторонам. — Нарезанные фрукты ещё есть? — Наверное, её вопрос адресован кому-то из персонала, но осознав, что тут нет никого, кто мог бы её обслужить, она поднимается и уходит к холодильнику.
— Я не забыл, — шепчет Коллинз, как только она оказывается не в зоне слышимости.
Его слова рождают во мне надежду, и я ищу на его лице хоть какую-то подсказку о том, что творится в его мыслях. Но он нечитаем.
— Встретимся у пальм через час, — добавляет он, глядя так пристально в мои глаза, что я ощущаю его даже внутри. Напряжение сгущается между нами, и мне оно кажется невероятно очевидным, но Татьяна его не замечает.
