— А я как раз думал о Доротее. Всего лишь несколько недель назад мы закончили эту свинскую возню, а я вовлек тебя в новое дело. Доротея наверняка сидит теперь у себя в Кенсингтоне и гадает, во что я втянул тебя на этот раз. Впрочем, она терпеливая женщина и многое вынесет. Пойми меня правильно, Джек.
Джек кивнул, искоса поглядывая на профессора — в его голосе Олсби уловил искреннее сожаление. Сент—Иву было не привыкать к очередной опасности — он почти всю свою сознательную жизнь балансировал на краю пропасти. Многие с надеждой ждали, когда же наконец профессор сделает неверный шаг. До сих пор Ленгдону везло, хотя везение, как известно, не может длиться вечно. Сент—Ив становился временами буквально одержим работой, и тогда Джеку казалось, что профессор просто не замечает опасности, которая ходила за ним по пятам.
… Тогда Джек и Доротея жили в Кенсингтоне. Супруги вели непримечательный образ жизни, не отличаясь от сотен тысяч таких же британских семей. Когда на их горизонте появился профессор Ленгдон, он неожиданно для себя обнаружил сходство между Доротеей и погибшей Алисой. Сознание того, что Доротея счастлива в жизни, доставляло ему немалое удовольствие. Знай Доротея, на какое дело они пошли сегодня, она наверняка попыталась бы отговорить Джека от участия в нем. Впрочем, с таким же успехом Доротея могла бы напроситься взять ее с собой, поскольку вечно беспокоилась за мужа. Джек улыбнулся, вспомнив ласковые взгляды, какими часто одаривала его жена. "Профессор, вы помните… " — начал он, но резкий стук изнутри ящика оборвал его вопрос. По–видимому, Бизер только теперь начал осознавать, что произошло с ним.
Профессор, не удержавшись, приоткрыл крышку ларя, и тут же раздался сдавленный голос пленника: "Передайте проклятому горбуну, что я все равно доберусь до него! Клянусь Всевышним — к концу недели он будет сидеть в Ньюгейтской тюрьме. Я выдам его с потрохами… "
Сент—Ив пожал плечами и вопросительно посмотрел на Хасбро. Возможно, им снова улыбнулась удача. Если Бизер решил, что его похитили люди Нарбондо, то можно смело надеяться, что им удалось настроить газетчика против доктора Игнасио. Когда все закончится, Бизер наверняка побежит в полицию. Пусть они послушают его россказни! В конце концов, журналиста не за что карать — он не совершал преступления, он даже понятия не имел о том, что преступление готовится — страшное преступление против всего человечества. В лучшем случае газетчика можно было обвинить в нарушении этических норм, в желании принести всеобщее спокойствие в жертву собственной алчности. Но в этом судьей ему может быть лишь Бог…
