Как всякий научный работник, вы имеете право сомневаться. Потому скажу, что данная разработка — итог многолетнего труда лорда Кельвина. Он трудился над созданием этой машины чуть ли не всю жизнь. А все его работы по электричеству, его свойствам и возможностям — так, мелочи, призванные скрасить однообразие и дать отдых голове. Но в этой машине и выкристаллизовался гений лорда Кельвина, извините за высокопарность — он ее вполне заслуживает.
— Вы хотите сказать, что он всю жизнь вынашивал честолюбивый план изменения магнитного поля Земли? Но для чего? Неужели вы станете убеждать меня в том, что этот человек еще сорок лет назад предвидел возможность столкновения нашей планеты с крупным небесным телом?
— По–моему, я не сказал вам ничего подобного. Даже если бы я захотел изложить вам истинную причину, побудившую лорда Кельвина посвятить свои время и интеллект воплощению в жизнь этого замысла, вы все равно не поверили бы мне. Впрочем, я не собираюсь вам ничего рассказывать — к чему напрасно сотрясать воздух? Если вам требуется объяснение, позвольте дать его в такой форме: лорд Кельвин пожертвовал своим честолюбием ради человечества.
Сент—Ив кивнул, пренебрежительно тыкая давно остывшего жареного цыпленка кончиком мизинца. Тушка злополучной птицы давно уже не выглядела аппетитной — как только профессор заметил, с каким наслаждением его коллега поглощает свое отвратительное варево, цыпленок показался ему похожим на пролежавшую несколько часов на солнцепеке и оттого вздутую жабу, обложенную неестественно яркой зеленью — ее наверняка перекормили удобрениями. Итак, амбиции, амбиции… Разумеется, сам он тоже не был лишен честолюбия. Сент—Ив давно подозревал, что лорд Кельвин пытается смастерить нечто подобное тому, о чем он сейчас узнал. Лорд проводил много времени в Хэррогейте, где располагалась его лаборатория. Судя по всему, Парсонс говорил правду — часть его рассказа уж точно была правдой. Сент—Ив прекрасно понимал, что любыми путями должен завладеть чудесным механизмом. Но при этом профессор вел себя так, чтобы ученый секретарь не догадался о его намерениях. Потому–то он и воспринял рассказ Парсонса с преувеличенным недоверием.
В душе Ленгдон Сент—Ив не отрицал возможности создания подобной машины.
Возможности человеческого ума поистине безграничны. А поскольку каждый ум строго индивидуален, ему под силу воплотить в жизнь такое, во что не в состоянии поверить окружающие. Человек не только приспособляется к любой окружающей его действительности, но и, освоившись, начинает постепенно приспособлять ее для себя.
