Единственный серьезный враг, которого нам следует бояться — время. Время и наши собственные необоснованные страхи. Так и знайте".
На мгновение Ленгдон замолчал — отпив кофе, он закрыл глаза, после чего вновь обвел внимательным взглядом притихших друзей: "Самой большой катастрофой для нас будет, если обо всем узнает почтенная публика, столь охочая до сенсаций. Представьте, как поведет себя типичный обыватель, узнав, что ему грозит? Вряд ли кому–то придется по вкусу идея разлететься на атомы вместе со всей Землей. Одна мысль об этом уже невыносима. Нельзя недооценивать человеческую склонность к панике. Толпа, мчащаяся непонятно куда и рвущая на себе волосы, подобна стихии. Она так же неуправляема и разрушительна. К сожалению".
Профессор задумчиво потер подбородок, разглядывая лежащие в тарелке объедки. Чуть подавшись вперед, он подмигнул слушателям и заговорщически сообщил: "Но я все–таки надеюсь, джентльмены, что достижения современной науки позволят нам сэкономить изрядное количество времени. Разумеется, если все те же достижения не лишат нас жизни при неумелом обращении с ними. Дело должно выгореть, если, повторяю, почтенная публика останется в святом неведении о приближающейся комете. В противном случае ущерб невозможно будет подсчитать". Улыбнувшись, Ленгдон обвел взглядом потрясенных помощников. Кракен тряхнул головой и смахнул с нижней губы кусочек яичного белка. Джек настороженно поджал губы.
— Я должен разузнать о Харгриве кое–что еще, — продолжил Сент—Ив, — и вы, разумеется, сгораете от любопытства: что именно интересует меня? У меня нет секретов от вас, хотя сейчас я предпочел бы умолчать об этом — здесь не стоит говорить слишком откровенно.
Как гласит древняя поговорка — даже стены имеют уши. Идемте подышим свежим воздухом!
Поднимаясь, Кракен торопливо допил свой кофе, и, видя, что Джек не допил свою порцию, виновато оглядел друзей и, бормоча что–то о бережливости и своем непомерном аппетите, залпом опустошил и эту чашку, после чего поспешил за профессором.
Доктор Игнасио Нарбондо снова посмотрел на море и самодовольно улыбнулся — пока все идет, как задумано. Будто опомнившись, Нарбондо повернулся, уставясь в затылок Харгрива — тот как раз корпел над бумажным полотнищем, испещренным цифрами, знаками и записями. Несмотря на свои поистине энциклопедические познания, Нарбондо не понимал, за счет чего Харгрив умудряется жить на белом свете. В конце концов он пришел к выводу, что искра жизни теплится в теле Харгрива лишь благодаря клокочущей ненависти, желанию переделать все на свой лад. Харгрив многое повидал на своем веку, но не слишком любил рассказывать о собственных похождениях. Впрочем, Нарбондо знал о нем предостаточно. Харгрив охотно конструировал бомбы большой разрушительной силы по заказам самых кровавых тиранов — не столько из симпатии к власть имущим, сколько ради сознания, что дело его рук будет взрываться и убивать, неважно, кого.
