Она отмахивается от меня, вытирая полотенцем разлитое по столу молоко.
– Нет. Ты гость, так что сиди и отдыхай.
Дилан усмехается себе под нос и тасует карты.
– Не переживай. Примерно через полчаса она сдастся, и мы куда-нибудь сходим.
– Это у вас такая традиция?
Изучаю карты. Мне в них не очень везет, но играем не на деньги, а забавы ради. И я знаю почему. Когда мы были маленькие, отец заставлял нас играть на деньги. Если он выиграл, то все забирал, а если проигрывал, то начинал нас избивать, потому что, по его словам, мы были «ублюдочными обманщиками». Короче, мы всегда были в проигрыше.
Дилан кивает, кладет карты на стол, и я делаю то же самое. И брат начинает мне нравиться еще больше, когда вместо того, чтобы хвастать победой, он просто говорит:
– Да. Если бы она позволила мне помочь, я был бы только рад. Ведь я отлично готовлю.
Вытирая стол, Лиз игриво ударяет полотенцем Дилана.
– Это ложь. Ты готовишь так же плохо, поэтому у нас на быстром наборе пять различных мест, где можно заказать еду.
– По одному на каждый будний день? – шучу я, тасуя колоду.
Лиз кивает с самым что ни на есть серьезным видом, и это почти заставляет меня улыбнуться, потому что у них здесь все по-своему, совсем не так, как у родителей. Они не опротивели друг другу. Улыбаются. Смеются.
Это мило, дарит мне своего рода облегчение, эдакий крошечный лучик надежды на то, что я не стану похож на отца, что у меня будет эта нормальность, это счастье, что у меня будет будущее, такое, какого я хочу, и с тем, с кем хочу.
– Хочешь посмотреть игру? – спрашивает Дилан, кивая в сторону гостиной, забирая пиво и уже отодвигая стул.
– Конечно,– я поднимаюсь из кресла, и мы направляемся в гостиную, где усаживается на кожаный диван перед плоским экраном. На стене висит множество совместных фотографий Дилана и Лиз: со свадьбы, на пляже, на вершине горы. И мне становится грустно, поскольку я не помню фотографии, на которой выглядел бы счастливым. У нас с Келли на стене нет совместных фотографий.
– Так ты собираешься всерьез этим заняться? – спрашивает Дилан после пары подач в полном молчании.
– Чем именно? – спрашиваю, запрокидывая голову и делая глоток содовой.
Он снимает с бутылки намокшую этикетку.
– Профессионально играть,– и наклоняется, чтобы поставить бутылку на кофейный столик, а затем поворачивается ко мне и опирается о подлокотник. – Лиз говорит, что ты очень неплох.
Барабаню пальцами по банке с содовой и морщу лоб.
