Двойной писатель | страница 28



— Потому что избавились от многих дворян, — сказал Голицын.

— Избавились от тех, кто дворянином был только по происхождению, но совсем не по духу. Да, насчет наказания за убийства, — добавил Толстой. — Если общество бесклассовое, то таких вольностей как у вас быть не может. И в первой книге был эпизод, когда пришли в деревню белые и стали грабить и обижать крестьян, а командир еще и избил жалобщиков. Командир красных своих наказал за мужицкие обиды. И я все написал в книгах.

— Вторая книга называется "Промеж огненных эпох". То есть и третья будет? — спросил Синицын.

— Будет и четвертая, и пятая, это одна книга в двух частях. И шестую планирую. Насчет седьмой в сомнениях, — проговорился Толстой.

— Когда третья?

— Уже отдана в издательство. Название "Европа в огне". Скучно не будет. Вообще, вторая книга самая скучная, я так думаю, — поделился Толстой.

— Ничего себе скучная. Мирная жизнь такая, что на войне спокойнее, — воскликнул подполковник. — Все время что-то спешат делать. Мечутся, пытаясь понять, как лучше. А почти в самом конце война с Японией за Монголию. Не верится, что японцы на такое способны. Думаете, Перри так им помог?

— Не только он. У Японии много людей, много солдат, а страна бедная, Англии выгодно, чтобы Япония со всеми воевала. И доиграются, — пояснил Толстой, а сам думал "Вы бы слышали про Цусиму".

— Не знаю, не знаю, — сомневался Бернштейн.

— Как слабенько воевали красные против японцев, — заметил Голицын. — Хуже стали.

— Или наоборот. Об этом в четвертой книге, названия четвертой и пятой "Восточное полушарие меняет путь".

— Ждем-с.

— Вы еще вот что заметьте: урок Великой войны начала двадцатого века усвоили в полной мере, и все оружие делают у себя в стране. Даже разрабатывают все оружие по возможности сами. На худой конец покупают чертежи удачных иностранных образцов, — подметил служака.

— Ну почему, есть же пушки Обухова и винтовка Баранова, — сказал Бернштейн. — Но мы отстаем, к сожаленью.

— Да, и с этим надо бороться, — сошелся с ним во мнении Синицын. — И тут рассказано у вас про невероятный восторг от песни "Катюша". Несколько странные вкусы. Это от того, что мало офицеров дворянского происхождения?

— Да, потому. Вы ее слышали?

— Вживую не приходилось. Можете напеть?

— Да, разумеется, — и Толстой спел песню. Весь вагон молча слушал, и попросили повторить. Потом была еще и "Спят курганы темные" и "Темная ночь". Уже в Москве выпили по пару рюмок на прощанье.