Щеголь задумался, потом выдал:
— Не завидую я книжным офицерам. И денщиков у них нету, и живут небогато, и за лишние разговорчики слишком легко пострадать.
— Не скажите, вон, мне пришлось закупить разной всячины на годовое жалование прапорщика по приходу на службу, потом три года из долгов вылазил. А тут по книге ничего такого не требуют. И не надо думать, что одевать на торжества, есть парадная форма за казенный счет, — возразил служака.
— Понимаю, так у многих, кто живет с одного оклада, — кивнул щеголь. — Мне еще не понравился эпизод о том, как судили молодого лейтенанта. Дали десять лет каторги за то, что в пьяной драке нечаянно убил молодого крестьянина, хотели вовсе двадцать пять, но снизили, потому что все было в пылу драки. Меня же не засудят, если я прямо сейчас пристрелю этого бородача, который непонятно что делает в первом классе.
— Вынужден вам напомнить, что бог создал всех людей равными, — не смог промолчать Лев Николаевич.
— Да кто ты такой, чтобы нам указывать? — разозлился щеголь. — Как смеешь дерзить нам, шпак?
— Поручик в отставке и к тому же имею титул графа.
— Вы где служили, и как вас зовут? — спросил подполковник.
— Два года на Кавказе, потом участвовал в обороне Севастополя, жил на четвертом бастионе, был и на речке Черной, и на Малаховом кургане. Имею награды. Зовут меня Толстой, Лев Николаевич, — медленно представился писатель.
— Это вы тот самый?! — удивился подполковник. — Я Бернштейн, Владимир Святославович.
— Капитан Голицын, Федор Мстиславович, — представился щеголь.
— Капитан Синицын, Степан Иосифович, — служака тоже представился и добавил. — Ваши книги просто великолепны. И "Севастопольские рассказы", и "Война и Мир". Но последние два романа совсем уж необычайно хороши, да только несколько неоднозначные.
— Наш Степан Иосифович несколько смягчает, у нас кто хвалит, а кто отчаянно ругает ваши две последние книги, — добавил Бернштейн.
— Да, есть за что, уж поверьте, — сказал Голицын. — Как-то странно у вас вышло, что в генералы попали одни худородные дворяне, и это даже у белогвардейцев.
— Я воевал и видел, что там и как. А на любой великой войне карьеру делают талантливые, а не родовитые. Без этого никак не победить. Все наполеоновские командиры были или из мелких дворян, или вовсе неблагородного происхождения.
— Почему вы написали, что очень много офицеров благородного происхождения перешли на сторону якобинцев? — спросил Голицын.
— Я отвечу, — вмешался Владимир Святославович. — Потому что эти якобинцы отобрали власть не у царя, а у думских пустозвонов, которые не смогли достойно править страной. И стали реформировать Россию, как считали нужным, и власть держали твердой рукой, у них была цель развития, и что предложить народу. А белогвардейцы пошли на сговор с иностранцами. Мы же не только царю, но и Отечеству присягаем. Вам не надо напоминать о преимуществах монархии над республикой? Так власть якобинцев с диктатором во главе во многом ближе к монархии, чем к республике. Плохо, что уровень образования упал.
