Православие и русская литература в 6 частях. Часть 3 (II том) | страница 94
«Довольно!»— Полно метаться, полно тянуться, сжаться пора: пора взять голову в обе руки и велеть сердцу молчать. Полно нежиться сладкой негой неопределённых, но пленительных ощущений, полно бежать за каждым новым образом красоты, полно ловить каждое трепетание её тонких и сильных крыл. Всё изведано — всё перечувствовано много раз… устал я. Что мне в том, что в это самое мгновенье заря всё шире, всё ярче разливается по небу, словно раскалённая какою-то всепобедною страстию? Что в том, что в двух шагах от меня, среди тишины и неги и блеска вечера, в росистой глубине неподвижного куста, соловей вдруг сказался такими волшебными звуками, точно до него на свете не водилось соловьёв и он первый запел первую песнь о первой любви? Всё это было, было, повторялось, повторяется тысячу раз — и как вспомнишь, что всё это будет продолжаться так целую вечность — словно по указу, по закону, — даже досадно станет! Да… досадно!» (7, 39–40).
Ни в одном другом создании Тургенева не выражено так полно чувство бессмысленной пустоты жизни. И знаменательны заключительные слова этого внутреннего монолога художника: «…The rest is silence» (дальнейшее — молчание) — прощальные слова Гамлета. Снова Гамлет! Своими разочарованиями во всём — всё победивший.
Лев Толстой писал много позднее, что в «Довольно» выражено тургеневское «сомнение во всём», и прежде всего в красоте, искусстве, любви (то есть в основных для Тургенева жизненных ценностях). Да, это был глубинный и жестокий — кризис.
Нетрудно заметить, что выраженные в «Довольно» мысли местами полно совпадают с теми, какие давно известны всем по «Книге Екклесиаста». Автор её, как мы знаем, ставит один из важнейших для человека вопросов — вопрос о земном счастье. Абсолютное земное счастье, по Екклесиасту, бесполезно и суетно.
«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, — и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас… Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все — суета и томление духа!» (Еккл. 1, 9-10, 14).
Вот — всё та же центральная проблема эвдемонической культуры, проблема и творческого поиска русского писателя. Как же Писание разрешает эту проблему? Человек послан в мир не для наслаждения абсолютным счастьем — можно ли рассуждать о таковом после самонаказания себя человеком изменою Богу в первородном грехе? Но счастье возможно и в земном мире: для этого человеку потребно сменить точку воззрения на мир, пользоваться не земными материальными, но духовными критериями при оценке всего земного бытия. Если узреть в мире не дурной круговорот суетно сменяющих друг друга однообразных форм и явлений, но — строгое действие Промысла Божия, тогда человек сможет достичь той гармонии духа, в какой раскроется для него подлинное, а не являющееся в пустых мечтаниях счастье.
