Православие и русская литература в 6 частях. Часть 3 (II том) | страница 87



.

Жёсткий детерминизм неких «законов природы»— непреложных как дважды два четыре — не может не оттолкнуть человека, ибо хоть и ответственность снимается, да прекращается жизнь. Парадоксалист Достоевского чует это всем существом своим: «…а ведь дважды два четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти. По крайней мере человек всегда боялся этого дважды два четыре… Но дважды два четыре — всё-таки вещь пренесносная. Дважды два четыре смотрит фертом, стоит поперёк дороги руки в боки и плюётся. Я согласен, что дважды два четыре — превосходная вещь; но если уж всё хвалить, то и дважды два пять — премилая иногда вещица»>109.

Дважды два пять, добавим от себя, это— да будет воля моя. Так раскрывается вся несостоятельность рационализма. Дважды два четыре потому есть смерть, что лишает человека воли, и он скорее готов поверить в абсурд, чем подчиняться жестокому «закону», ибо «да будет воля твоя» окажется обращённым к божеству дважды два четыре. Обе формулы становятся принципиально неразличимы, поскольку превращаются в крайности одного, единого — безбожного— миропонимания. Существование Базаровых и Рахметовых немало способствует и появлению «подпольных парадоксалистов»— как своеобразной реакции на рационализм безбожия. Литература выходит здесь прямо на проблему свободы, раскрывая, что отвержение свободы (дважды два четыре) порождает тягу к своеволию, вседозволенности (дважды два пять). Как это ни покажется неожиданным, но у Базарова есть в мировой литературе один странный, на первый взгляд, единомышленник (точнее — единоверец), а именно: мольеровский Дон Жуан — «величайший из всех злодеев, каких когда-либо носила земля, чудовище, собака, дьявол, турок, еретик, который не верит ни в небо, ни в святых, ни в Бога, ни в чёрта, <…> не желающий слушать христианские поучения и считающий вздором всё то, во что верим мы»>110 (так аттестует его Сганарель). Безбожный Дон Жуан… Но в чём его безбожие? В отсутствии веры?

«— Однако нужно же во что-нибудь верить, — говорит Дон Жуану Сганарель. — Во что вы верите?

— Я верю, Сганарель, — отвечает тот, — что дважды два четыре, а дважды четыре — восемь.

— Хороша вера и хороши догматы! Выходит, значит, что ваша религия — арифметика?»>111

Безбожие Дон Жуана в его рационализме. В своего рода научном типе мышления. Именно в этом его главный грех — остальное лишь следствие — и именно это приводит его к неотвратимому возмездию, к гибели. «Дважды два четыре есть уже не жизнь, господа».