— Я поняла тебя. Да, я услышала...
— Я напугал тебя, — кивает он и делает паузу, за которой я отчетливо слышу немое «прости».
Но он пугает меня теперь, я понимаю, что он не может убрать руки с моего тела. Он держится за меня и неспешно подгибает под себя, миллиметр за миллиметром. Он будто сам не замечает, что делает, скованные судорогой холодные пальцы живут своей жизнью. И я чувствую их цепкое прикосновение, они душат кожу и дарят секундную свободу, только чтобы захватить снова. Он переносит правую ладонь и дотрагивается до щеки, медленно проводит по коже, сдавленно выдыхая и приоткрывая рот.
Его взгляд туманится.
— Иди ко мне, — просьба на словах, но не в руках, которые неумолимо тянут меня. — Вернись ко мне.
Он дотрагивается губами до моих губ. Холодные и неживые, они приносят нервный поцелуй, который я пытаюсь прервать, отвернувшись.
Почему он такой сильный?! Зачем?
Мне удается чуть отстраниться, только когда Кирилл сам позволяет. Кажется, он вновь хочет видеть мое лицо и рождает дистанцию. И это даже хуже, его глаза по-прежнему пугают, он смотрит на меня, но видит что-то свое, то ли из прошлого, то ли из параллельной больной реальности. А мне не за что ухватиться, в ужасной комнате больше нет потолка, пола, я как немая кукла, которую достали из дорогой коробки и теперь не знают с какой фантазии начать.
— Где ты была? — произносит мужчина сдавленно и накрывает мое лицо ладонью.
Он невесомо проводит по коже и вспоминает силу, лишь когда касается подбородка, он грубо зажимает его между пальцами и заставляет меня поднять лицо выше.
— Мне больно, — признаюсь я, зажмурившись. — Кирилл, пожалуйста...
Я все-таки нащупываю его сомнение, он, наконец, замечает меня и замирает. И можно увидеть, как рушится его мираж, приходит замешательство, а следом разочарование, такое яркое, осязаемое... Он пару секунд выглядит совершенно потерянным, а потом показывает на стул рядом.
— Сядь, — он бросает короткое указание и отворачивается к окну, пряча лицо.
Стул тяжелый, поэтому я сажусь рядом и неотрывно смотрю на мужской силуэт, напряженная поза которого не дает мне выдохнуть.
— Этого больше не повторится, — начинает он, но забывает добавить уверенности голосу, чтобы обещание звучало правдиво.
— Хорошо...
— Мне нужно прийти в себя. Да, время, — он кивает, вдруг найдя верный ответ, — нужно время... Ты пока останешься наверху.
— Ты опять запрешь меня наверху?
— Именно это я сказал.
Я чувствую его злость, она вспышкой прорезается сквозь усталость и заставляет его сорвать кухонное полотенце с крючка. Кирилл сжимает его в ладони и не может придумать, что делать с ним дальше. Он неотрывно смотрит на свои пальцы, которые сжимают ворс, и вновь уходит в себя, оставляя меня наедине с собственным дыханием. Больше ни звука в комнате, только беспокойные неровные волны, вдох-выдох, вдох-выдох.
