На самом деле — было это, конечно плохо. Мулла — всегда был самым грамотным, а часто — и единственным грамотным человеком в том месте, где он служил — и если кому-то что-то требовалось — прочитать ли письмо, подать ли челобитную — все шли к нему. А еще — муллы боялись, что если дети научатся читать Коран и будут пересказывать его содержание родителям — то станет понятно, что то, чему они учили людей в мечети, и то, к чему они призывали — бесконечно далеко от Корана и от воли Аллаха. И что внимая злоустым поводырям своим, люди брели прямиком в ад, попирая волю Аллаха на каждом шагу. А тут — и до расправы недалеко…
— Итак, я решил и решение мое неизменно. Я заключил договор с руси, и с Белым Царем, как с сильным и справедливым властелином. Нет ничего позорного в том, чтобы подчиняться такому, позорно подчиняться слабому и коварному. Скоро сюда прибудут руси. Они сказали, что будут учить и лечить нас, и учить нас, как это делать самим, чтобы мы жили лучше, чем до этого. Еще они сказали, что помогут нам найти воду в горах, если на то будет воля Аллаха, и дадут нам семена, которые лучше тех, что у нас есть. Еще они будут искать, нет ли в наших горах чего полезного, и если такое найдется — то они будут добывать это, потому что мы не знаем как, но будут давать работу людям нашего народа. Я решил, что все дети, и прежде всего — дети важных людей из нашего народа — должны будут ходить в школу, которую нам сделают люди руси. Что же касается медресе — никто не запрещает им ходить и туда тоже. Я сказал…
— Ты… — казалось, что Абу вот-вот хватит инсульт — ты предал наш народ! Ты предал религию Аллаха!
— Осторожнее! — крикнул князь — ты говоришь то, о чем потом пожалеешь.
— Слушайте меня…
Это заговорил Ахматулла, молчаливый, но пожилой и мудрый феодал, очень крупный. Едва ли не самый крупный из всех, кто здесь присутствовал. У него были торговые дела в Адене, которыми занимались его сыновья, и еще — торговля в Джидде. Учитывая тот факт, что он был пожилым, и наверное самым богатым из присутствующих — к нему не могли не прислушиваться…
— Твои речи, Абу, полны ненависти и злобы — сказал он — но стали ли мы от этого жить лучше? Ты — несомненно стал, но посмотри на твоего отца, лучше ли стал жить он? Слушая твои речи, люди проникаются злобой, но помогает ли это им жить лучше, чем живут отцы и чем жили их деды? Было время, когда в Аден стекались товары со всего Востока, а торговля была лучшей на полуострове. А что теперь? Прорыли канал и никакой торговли нет. Мы живем все хуже и хуже, наши горы никому не нужны, наши дети уходят от нас. Зато торговля есть в Бендер-Аббасе, в Басре, в Багдаде — там, куда пришли люди руси. Ты говоришь про неверных — но неужели неверные прорыли этот канал, чтобы навредить нам? Нет, они прорыли его, чтобы самим жить лучше. А почему мы не хотим жить лучше и только ищем ответов в своем прошлом?
