Вообще бабушка была человеком замечательным. Добрая и ласковая, искренне переживающая о здоровье любимого (да да! — судя по всему я был и ее любимчиком тоже) внука. То время которое она проводила подле меня было по настоящему радостным и отрадным. А вот мои единокровные братцы особой радости от "воссоединения семьи" явно не испытывали. Прокофий, двадцатилетний дылда, воспринял наш приезд как возвращение в кабалу — отец таскал его за собой, тщетно пытаясь приохотить к семейным делам, а Григорий похоже просто не испытывал особой приязни ни ко мне, ни к моей матери.
"В долгом времени иль вскоре", частые прогулки на свежем воздухе и бабушкины зелья сделали свое дело — я уверенно пошел на поправку. И с каждым днем все больше терзался вопросом — посвящать родителей произошедшие со мной перемены, и если да, то как это сделать? Чем больше я об этом размышлял, тем больше склонялся к тому что рассказать о том что случилось все таки придется.
Причин тому несколько. Первая из них — "Штирлиц уже близок к провалу", я уже почти не могу держать на уровне младенца. Прошедшие дни показали это четко — попав обратно, я оказался в полном информационном вакууме. И если в первый день вихрь эмоций не дал мне скучать, то уже во второй день пришлось изрядно поупражняться в добродетели терпения. Вторая, самая главная причина — за прошедшее время я четко понял, что родители меня любят и был уверен в том что меня поймут, а не потащат в ближайший монастырь или к бабкам-знахаркам на сеанс экзорцизма или снятие порчи. Батя мой, к слову, был человеком с одной стороны истово верующим, а с другой — достаточно гибким в своих взглядах. И немудрено — будучи кузнецом и сыном кузнеца и не имея возможности получить нормальное образование он всю жизнь тянулся к знаниям. И здесь, в России, и в неметчине куда он ездил изучать горное дело — везде он стремился узнать что то новое. А поднимая уральские заводы ему поневоле приходилось быть гибким и в вопросах веры ибо в этих краях раскольники составляли чуть не большинство и идти "поперек" было чревато. Вот и приходилось отцу и деду "выруливать" подстраиваясь под местные условия — "Париж стоил мессы". Для меня это кстати чуть не закончилось плачевно — когда в "той", свершившейся истории, после смерти отца, встал вопрос о наследстве, одним из серьезнейших аргументов против меня и матери стало обвинение в приверженности к расколу и потакании кержакам. Ну а третья причина — если посвятить родителей в мою, пока еще тайну, и соделать из них своих союзников у меня будет намного, намного!!! больше времени чтобы осуществить свои замыслы, коими я полагаю… а впрочем об этом говорить пока рановато.
