— Кор Фаэрон, это просто мальчик, — огрызнулась жена вождя. — Ребенок, которого мы нашли в пустыне и спасли от жгучей смерти.
— «Просто мальчик»? Вы что, не видите в нем света Сил? Почему вы скрывали его от меня, Носителя Слова? — Подойдя к горстке кочевников, он схватил Моргай за грудки и подтащил к себе. — Ты хотел воспитать из него какого-нибудь пустынного вещуна? Может, лжепророка? Решил, что захватил нового Тезена или Сланата, Кхаана или Нарага? Какие кривды ты хотел посеять в его сердце, совратитель?
— Он просто дитя, — эхом отозвался вслед за женой Фэн Моргай.
Глава номадов высвободился. Поскольку он считал Кора Фаэрона рукоположенным жрецом, то старался не касаться его «благословенной» кожи. Тот заметил, что вождь ведет себя неуверенно, словно его беспокоят невысказанные сомнения. Странствующего пастыря охватил религиозный пыл: он сознавал, что наткнулся на нечто великое, и понимал, что нельзя оставлять ребенка на воспитание суеверным невежественным дикарям. В худшем случае мальчик после Отвергнутых мог попасть в лапы Завета или церкви другого города.
Впрочем, злоупотреблять обычаями гостеприимства не стоило — Моргай имел право прогнать наглого пришлеца. На секунду прикрыв веки, Кор Фаэрон в знак извинения коснулся их кончиками пальцев.
— Прости мою слепоту, Фэн Моргай, — сказал он как можно более примирительным тоном. — Но ты должен понимать, что это дитя не мирского рождения.
— Не… мирского? Ты прав, он не похож на обычных детей. Проповедник, мы нашли его лишь семнадцать дней назад, в стеклянистой воронке к краю от оазиса Катарк. Тогда он был младенцем, грудничком. А теперь, ты посмотри… в семнадцать дней он кажется полугодовалым.
— Ему нужно пойти со мной, Фэн Моргай. Я проведу его к Истине. Уверен, ты осознаешь, что мы встретились не по совпадению. В мире множество пустынь, племен и проповедников, но Силы свели нас с тобой здесь и сейчас. Мы — участники одного великого замысла. Ты сыграл свою роль — уберег дар, полученный нами от Сил. Теперь позволь мне забрать его, Фэн Моргай.
— Почему ты не спрашиваешь меня?
Услышав это, Кор Фаэрон напрягся. Судя по тембру, говорил ребенок — с неокрепшими голосовыми связками, узкой грудью, — но тон его, спокойный, выверенный и мудрый, напоминал о речах старшего дьякона сиротского приюта, где воспитывался пастырь. Мальчик говорил с достоинством, идеально произнося слова водной речи. Встретив взгляд главы номадов, он понял по глазам Моргай, что тот знает, насколько изумлен сейчас святой путник. «Я чувствовал себя точно так же», — читалось в выражении лица вождя.
