Думать противно, что все это было зря.
— Будешь? — оказавшись на свежем воздухе, я помахала перед Ксюшиным лицом пачкой Мальборо. Помахала не просто так. При всей своей «пай-девочковости», эта принцесса автозаправок вот уже полгода как безуспешно пыталась бросить курить. Это было, своего рода, моей маленькой местью — не видать мне теперь мечущегося по общежитию Кронвиля, с почерневшими от бессильной ярости глазами. Пройдет, эх, пройдет мимо меня удовольствие сидеть с невинным видом у него в кабинете, и на шипение — «Я знаю, мисс Красновская, что это вы!» — поднимать высоко бровки и вопрошать — «А какие, мол, ваши доказательства?».
Отчаянно покрутив головой на мое предложение сдаться табачным богам, Ксения отвернулась и быстро зашагала по тропинке, пролегающей меж кустов сирени, в сторону нашего общежития. Оглядываться и контролировать меня ей больше не было нужды — служебный выход административно-учебного здания был снова надежно заперт, миссия «не позволить моей заднице найти себе очередное приключение» — завершилась полным успехом. Триумфом, можно сказать.
Подкурив, я зло затянулась и поплелась следом, чувствуя неудовлетворенность в душе и урчание в желудке — из-за планирования несостоявшейся проказы мы с Ксенией пропустили ужин. И все же, через несколько шагов раздражение постепенно сошло на нет — призрачная красота ночного английского сада, в который постепенно уводила меня тропинка, успокоила бы даже разъяренного тигра.
И колледж, и общежитие располагались на территории старинного поместья в графстве Суррей, неподалеку от деревеньки Вирджиния-Уотер, облюбованной русскими олигархами. Когда-то давно это поместье принадлежало семье первого герцога Веллингтонского — того самого, Артура Уэсли. В бунтовские шестидесятые неблагодарные потомки, унаследовавшие родовое гнездо, свалили то ли в Штаты, то ли в Австралию, а поместье выкупила компания, занимающаяся гостиничным бизнесом. Благополучно разорившись спустя всего лишь три года, компания распродала все имущество с молотка — и многострадальное поместье, вместе с прилегающим к нему лесопарком и собственным зацветшим прудом, отошло акционерной компании «Брандт», владеющей сетью приходских и монастырских школ для девушек-подростков.
Так что еще пару десятков лет назад в нашей школе, как это ни удивительно, всем заправляли монахини и мать-настоятельница. Воскресенье начиналось с длиннющей службы в церкви, в качестве повседневной одежды воспитанницы носили длинные, бесформенные платья и фартуки, а ровно в девять вечера все как одна сопели носом в подушку, повинуясь строгому режиму сна и бодрствования. И, конечно же, не шлялись в одиночестве по темному ночному саду, наплевав на глупый «curfew» и раздумывая, а не вызвать ли такси и не отправиться ли в Лондон на гульки до утра. Благо, от нас всего сорок минут езды хоть до Челси, хоть до Сохо. Ну, разумеется, и возрастом они были помоложе меня — эти самые подростки в фартуках.
