Он стоял с поднятыми руками лицом ко мне. Его голова с взъерошенными седыми волосами доставала лишь до моих плеч; и кроме него здесь я увидел его помощника Лобера, стоящего в дальнем конце комнаты, молча смотрящего на нас.
Затем Серхио снова схватил меня за руку и потянул к деревянной скамье, которая протянулась от одного конца комнаты до другого вдоль стены. Когда он наклонился над ней, отвернувшись от меня на мгновение, я увидел лежащие на ней кучи раскиданных бумаг, диаграмм. С одной из них в руке он снова повернулся ко мне.
— Ты не ученый, — заявил он. Он знал, что я им не был, но по триумфу в его голосе я понял, что ему доставляет удовольствие издеваться над моим невежеством. — Тогда смотри сюда! Смотри!
Он поднес бумагу к моим глазам. Я внимательно изучил ее и нахмурился. Мне показалось, что это не что иное, как огромный круговой контур, пересекаемый замысловатыми перпендикулярными и горизонтальными отметками, которые ничего не значат.
— Ты думаешь, что знаешь все секреты нашей жалкой вселенной, — злорадствовал он. — Ты читал Библию и изучал свои медицинские книги, и абсолютно уверен во всем, что есть под солнцем. Ты слепой дурак! Я открою тебе некоторые истины!
И он рассказал мне. Это было безумие. Он говорил о мире тьмы; он описал ужасных бесформенных обитателей того, что он назвал Измерением Смерти. Его не интересовали обычные верования духовного мира или общения мертвых с живыми. Боже мой, нет! Он говорил о могучих элементалях — злобных монстрах, которые находились в пределах досягаемости, черных и голодных, отделенных только тем, что он назвал «стенами измерения». Но я не вижу смысла повторять такое безумие здесь.
— Ты знаешь, что произойдет, Моллер, — потребовал он, — если врата будут открыты? Если эти демоны из Измерения Смерти обнаружат дверь на нашу маленькую землю?
Я не потрудился ответить ему. Я очень хотел уйти, но в его голосе звучало рвение, которое меня очаровывало. Лобер тоже слушал со своего места в другом конце комнаты. Он не двигался, но прекратил свою работу, так что в комнате было совершенно тихо, за исключением пронзительного голоса моего пациента.
Что касается Серхио, он некоторое время молча смотрел на меня. Затем медленно блики в его глазах погасли. Он тихо рассмеялся.
— Пойдем, — сказал он. — Я покажу тебе.
Он отвел меня в тень, где свет был настолько тусклым, что я едва мог видеть вещи вокруг себя. Когда мы шли, он снова начал говорить. На этот раз его голос был мягким, уже не пронзительным от волнения.
