— Ну, — сказал граф, — ответствуйте, господин капитан, обо всем, что вам известно касательно установления, именуемого Русской Правдой…
Аркадий Иванович помолчал, ладное тело его раскачивалось из стороны в сторону, как подвешенное.
«Да неужто можно и сейчас, — подумал Авросимов, — и сейчас бить этого поверженного полковника таким способом?! Да вы покажите ему все допросы, все листки с признаниями! Да не мучайте его и себя!»
— Ну, — сказал граф в ожидании.
Аркадий Иванович увидел Авросимова, и лицо его скривилось.
— Ну, — нахмурился граф, следя за его взглядом.
Аркадий Иванович молчал.
Военный министр шепнул что-то генералу Чернышеву, а сам закрыл глаза, задремал.
— Ну, — сказал генерал Чернышев.
— Я уже имел честь докладывать неоднократно… — выдавил бравый капитан, — имел честь… неоднократно…
— Ну, ну, — подтолкнул его Чернышев. — Сдается мне, были вы решительнее…
— Ваше высокопревосходительство, — сказал Аркадий Иванович, — я постараюсь, ваше высокопревосходительство, постараемся…
— Ну, — сказал граф.
— С того времени, как полковник Пестель принял меня в злоумышленное общество, он был со мной откровенен…
«А чем вы ему, сударь, платите за откровенность?» — подумал наш герой.
— …и неоднократно читал мне черновые законы Русская Правда…
Пестель был недвижим.
— …и другие сочинения, рукой его писанные, поясняя словесно все то, что могло ознакомить с целью и планами злонамеренного общества…
«…с целю и плаными общества…» — писала рука нашего героя, немея от напряжения.
Так говорил капитан, все более выпрямляясь, переставая раскачиваться, словно собственные слова излечивали его от недомогания, которое минуту назад сгибало его жилистое тело, и уже загорались цыганские глаза, и уже на нашего героя глядел он не вопрошающе, а снисходительно, а может, и с любовью, трудно было понять. Он говорил все громче и громче, и даже правая его рука сорвалась со шва и изогнулась, выдавая темперамент капитана; ах, ему уже было легко, минутный страх улетучился, сгинул, уже ничего не было слышно, только голос Аркадия Ивановича, счастливый и звонкий, словно он пел свои малороссийские песни, и две руки взлетали одна за другой, и вместе, заставляя метаться (тоже) пламя свечей, отчего тени сидящих метались тоже, словно отплясывали под музыку капитана…
— Ежели благоугодно будем вам, господа, — пел капитан, — удостовериться в этой истине, то повелите прибыть кому-либо в сельцо Балабановку, где расквартирована вверенная мне рота, и я укажу место…
