Ну и тут, конечно, Берилл начинает вопить.
И это не просто крик, а ужасающий вой, как орут беременные горные василиски перед родами или морские сирены, охотящиеся на моряков. Наш город славится и тем, и другим, ведь очевидно, что славиться вещами, которые могут вас убить, лучше, чем не славиться ничем. А вообще, мама говорит, что это наша собственная версия гордости за город. Что вас не убивает, делает вас неотразимыми.
За исключением Берилла, который вряд ли был неотразимым хоть раз в жизни.
Я направила взгляд в сторону его визжащего лица, которое теперь становилось цвета молока под его вытянутым носом и подстриженной челкой.
Ох, черт…
— Берилл, замолчи!
Посмотрев на меня, его выражение лица обещало мне верную дорогу в ад, куда он обязательно меня отправит. Это, или он собирается взять свои безупречно облегающие трусы и умотать к черному выходу, наружу, где моя кузина Селени бдит на страже деревенской улицы.
К сожалению, он не нападает и не суетится. Он просто продолжает кричать.
Со стоном я хватаю свой стеклянный флакон и карабкаюсь к нему под низким изогнутым сводом, в котором уже слишком сжатый воздух, и другой рукой закрываю ему рот.
— Берилл, заткнись! Ты выдашь нас!
Он отстраняется, чтобы засунуть свой изящный носовой платок обратно в рот, пока его визг сбивается в задушенном фальцете.
Его карие глаза впились взглядом в мои в этом душном пространстве, которое освещено в виде ореола двумя масляными фонарями, свисающими с балки.
— Мисс Теллур. Живот этой штуки только что пошевелился. Я считаю, что выражать свое нервное состояние в такой ситуации полностью приемлемо, учитывая, что оно…, — он сильнее сжал пальцы на платке, закрывающий половину его лица, — живое!
— Оно не живое, — я прошипела, в моей голове наконец-то закрутились шестеренки. — Тело просто вздулось. Живот отреагировал на разрез брюшной полости, который я сделала. Но если ты продолжишь пищать, мы наверняка присоединимся к нему на этих плитах!
Стеклянным флаконом, который я все еще держала в руках, указала на узкую, запятнанную маслом дверь перед нами, за которой находилось церковное помещение, и сверху висел сияющий медный колокол, и затаила дыхание. Этот колокол звонит каждый раз как кто-то входит или выходит, в частности, если мертвые действительно восстают. Будь то религиозное восхождение или восстание мертвых, добрые люди из порта Пинсбери считают, что было бы одинаково важно знать, что именно они пропускают.
