Я мученически откинулась на спинку сидения, когда кучер повернулся ко мне, хмурясь. Пришлось для полноты эффекта обмахнуться платком и облизнуть и правда сухие губы.
— Попейте воды, офате! — заметно испугался мужчина.
— Я уже пила, — пожаловалась ему, стараясь не смотреть на дорогу. А расстояние между нашей повозкой и воротами города всё сокращалось. — Я не выдержу здесь больше. Рассветная Матерь! Мы можем повернуть назад? Переждать всю эту суматоху. Может, потом станет свободнее?
— Мы почти доехали, — кучер вновь вопросительно взглянул на меня через плечо.
Я судорожно попыталась придумать хоть ещё один жалостливый аргумент в свою пользу, но тут мимо нас вдруг понеслась большая, гружёная тяжёлыми мешками повозка. Неведомо на что рассчитывал возница: может быть, проскочить быстрее — но кто-то в раздражении замахнулся на его лошадей хлыстом, и те прянули в сторону. Отвлекшись на меня, Ранс не сразу заметил, как телега дёрнулась к нам. Задние колёса столкнулись, зацепились, и нашу повозку развернуло поперёк дороги. Что-то треснуло, когда лошади рванули неведомо куда, яростно фыркая и прядая ушами. Но вот ободы расцепились, и несносный темноволосый кучер погнал свою приземистую телегу дальше.
Ранс ругался, на чём стоит свет, уже даже не стесняясь меня. Он спрыгнул с козел и обошёл повозку, остановившись возле пострадавшего колеса.
— Носятся тут всякие! — гаркнул вслед пропавшему впереди вознице. — Не видит, что ли…
Он махнул рукой и вновь полез на козлы. Крепкое, хоть и приглушённое ругательство, что сорвалось с губ кучера, стало доказательством тому, что неспешное, тягучее путешествие, которое за почти половину утра не продвинулось и на пару лангов, тоже начало его утомлять.
— Что там случилось?
— Трещина в ободе, — проворчал Ранс, окончательно поворачивая чуть успокоившихся лошадей назад. — Надо сменить. Иначе далёко не уедем. За Сингурулом дороги гораздо хуже, чем здесь.
— Знаете, — поторопилась я поддержать его решение. — Знаете, я подумала над предложением унбара де ла Фиера, и мне кажется, этот затор — знак. Что мне надо вернуться. Рассветная Матерь не каждому посылает свою волю.
Кучер приподнял бровь, видно, решив, что я вдруг рехнулась. Да всё равно, что он будет обо мне думать.
— Не. Раз так, то тем более, — он, кажется, уже и так смирился внутренне с тем, что возвращаться всё же придётся. А может, даже тому и обрадовался. В нарастающей жаре ожидать того, как это испытание закончится, вряд ли покажется приятным.
