— Хорошо, я поняла.
Снова спрятавшись за колонной, Пятёрка стала ждать, когда Двойка уйдёт со своего места. Одиннадцатый же направился к нему, чтобы сделать задуманное. Крен судна стал больше, чем раньше. Воды сходили с ума, как и погода снаружи. Дождь усилился, частично стекая по лестнице в трюм. Качка заставляла всё внимание уделять равновесию, нежели чему-то другому. Однако это не помешало Одиннадцатому дойти до Двойки, всё так же что-то пересчитывающему.
— Двойка, у меня есть к тебе важное предложение.
— Это какое? — с прищуром поинтересовался тот.
— Нужно вытащить Четвёрку со дна и доставить на палубу. Любым способом, каким только можно.
— Будто мне есть до этого дело. — Двойка показательно отвернулся и продолжил считать непонятные плоские кругляшки.
— Думаю тебе до этого ещё какое будет дело. Иногда нам дают выбор, в котором есть только одно верное решение. Второе же… Ну и я дам тебе то, чего ты так желаешь.
— Ничего я не желаю! Хватит нести чушь!
— Мы оба знаем, что это ложь. — Одиннадцатый растянул улыбку, словно видя собеседника насквозь. — Тебе лучше не стоит отказываться от моего предложения. Думаю, твоя интуиция это тебе и подсказывает.
— Да моя интуиция мне так и кричит, что ты опасен! — Двойка задумался, нахмурил брови и выдал: — Значит мне просто нужно привести его на палубу?
— Да.
— И как мне это сделать?
— Используй то, что ты умеешь лучше всего — лги.
Двойка встал со своего места и, цокнув языком, неспешным шагом побрёл во тьму. Одиннадцатый же уселся на его место и стал чего-то ожидать. Довольный, предвкушающий дальнейшее, он смотрел в сторону коридора, через который прошмыгнула Пятёрка, идущая к камере с Тройкой. Да, всё идёт так, как и должно. Наконец-то настанет тот момент, которого он так ждал, и ведь осталось совсем немного до него. И вот он клич, знаменующий его победу. Вопль, пронзающий нутро любого. Как сладостен он и прекрасен, словами не передать. Ликует тот, кто прятался в уголке этого человеческого гения, загнанный им самим. Грядёт свобода, и вой тот тянет за собой Одиннадцатого. Словно под гипнозом, бредёт он по коридору, но не поворачивает в сторону камеры, стоит перед самым углом. Крики её, Пятёрки, становились всё слабже. Мольбы об пощаде, но смысла в словах этих нет. Не слушал её он, Тройка.
— Прошу, прекрати! Не надо! Остановись! — кричит она, но хруст превращал всё в вой. На миг всё затихло, лишь плачь слышался оттуда, но то лишь начало. — Зачем ты трогаешь мою одежду?.. Нет! Не смей!
