— …совсем как солнце! — продолжал Лука. — Я вот никогда не видел магию, но читал, что некоторые волшебники в силах взывать к солнцу и отрывать от него маленький кусочек! Конечно, они его возвращают обратно, но раскаленное светило! Владыка, это же настоящая магия… — мальчик нахмурился. — Но потом оно начало менять свет и стало вот таким, — он развел руками, указав на бледное голубоватое свечение.
Джонас посмотрел на него.
— И что? Ты теперь меня боишься?
Лука отрицательно помотал головой.
— Нет, конечно! Просто… — он запнулся и почесал затылок. — Получается, ты меня обманул. Все это время владел магией и слова не сказал. А сколько всего было… леший, болото… и ни разу не воспользовался магией. Для волшебника это странно. Я читал, что это в вашей природе. Внезапный случай, страх, злость, прочие эмоции…
Джонас раздраженно закатил глаза.
— Слушай, ты думаешь я бы тонул в болоте и не воспользовался магией? Стал бы надеяться на помощь такого неряшки, как ты? Действительно? — он выгнул бровь правильной дугой, потому что всегда так делал, когда чужая глупость начинала его слишком сильно раздражать.
— Я не знаю… — растерянно произнес мальчишка. — Вряд ли.
— Давай спать, — сказал Джонас.
В конце концов, сейчас обо всем этом думать совершенно не хотелось.
* * *
Джонасу снился отец.
Он грустно улыбался и держал его за руку. К сожалению, недостаточно крепко, чтобы удержать.
У отца были вьющиеся каштановые волосы, родинка на правой щеке и смешные очки в роговой оправе. Он любил много работать. Поэтому сын решил не беспокоить его попусту. Дверь с тихим скрипом закрылась.
Джонасу снилась мать.
Она стояла напротив зеркала и примеряла длинное кремовое платье с замысловатыми древнеримскими узорами на подоле. Она поворачивалась так и эдак. В конце концов, поинтересовалась:
— Джонас, скажи, светлый цвет меня не полнит?
Он понимал, что все это — больная иллюзия, то, что сдирают корками с незаживших ран. Но все равно ответил:
— Ты прекрасна в нем, мам. Оно тебя стройнит.
Ее смех звоном разнесся по сну Джонаса. Рыжие распущенные волосы густой копной взметнулись вверх.
— Я опаздываю на прием, дорогой, — она наклонилась и подарила ему легкий поцелуй в щечку.
Джонас хотел крикнуть вслед, чтобы она никуда не уходила, побыла с ним еще чуть-чуть, но не смог. Из горла вырвался лишь хрип.
Прежде чем покинуть комнату, мать внезапно развернулась, пересекла ее и остановилась. Джонасу показалось, что она все понимает. Во взгляде читалось нечто грустное, фатальное.
