— Демьян, это не вариант, — он произнес эти слова раздосадовано, опуская глаза, но уверенно твердо, такое лицо обычно можно наблюдать у врачей, которые сообщают неприятные известия о состоянии больного родным. Тяжелая доля.
— Но почему? — уже сгорая от непонимания, не отступал Демьян.
— Никто из тех, кто пытался, не выжил. Их либо погубила погода, либо правительство. В любом случает исход один. Я понимаю, что ты хотел бы услышать что-то другое, но мне нечем тебя обнадежить, — тут все изумленно посмотрели на Мирона, отчаянно старающегося сохранить невозмутимость и уверенность. — Пойми, нет ничего хуже обманутой надежды, — оглядываясь уже на всех участников ужина, на свою семью, он продолжал говорить слегка расстроенным, будто виноватым, но уверенным голосом человека, просто по-человечески переживающим за благополучие близких людей. — Я не хотел вселять ее в вас пока не буду уверен в безопасности переправы. И как показывает опыт, был прав.
— Как же тогда жить? — встревожено произнес Демьян.
— А жизнь это не сахарная пластинка. Думаешь, кому то это нравится? Пока мы здесь, в этом отеле и все вместе, надо это ценить, надо жить, пускай скрытно, но жить. Здесь не надо бояться любить и проявлять любовь. В этом отеле мы свободны.
— Но, ненадолго, — почти беззвучно и расстроено ответил Демьян и тут же, прочувствовал грозный взгляд Мирона.
— И жизнь не представляет собой дорогу вечную, но это не повод заканчивать путь ранее отмеренного срока.
Последняя фраза была добавлена им более уверенно и как бы завершала спор. Мирон понимал, что сложно переубедить человека не желающего принять сторону оппонента, сохранив свое видение картины, и поэтому решил завершить разговор раньше, чем это сделает Демьян, оставив превосходство за собой.
— Мистер Мод, вы здесь всего два дня, сначала адаптируйтесь, а потом вступайте в бой, — ласково подчеркнула Ия, что чуть ободрило его.
— Вы сказали, что блюдо-язык повара, тогда скажите, что молвит вам мой знаменитый яблочный штрудель с карамелизованной грушей, — попыталась спасти ужин Мария, разбавив беседу, не сулящую спокойного сна ни одному гостю.
— Действительно, давайте есть десерт, — захлопала в ладоши и, расплываясь в сердечной улыбке, добавила Ия.
Мари подала штрудель, что практически всех заставило временно забыть об этом разговоре, ну или, во всяком случае, отвлечься. Минут через семь, Мирон и Ия уже переключились на обсуждение музыки и живописи, Игнат обсуждал с Мари тонкости ее кулинарного искусства и шутя порицал сестру за то, что та в свое время не пошла учиться на повара. Демьян же, то участвовал в одном разговоре, то в другом. Как бы сильно его не тревожило будущее, он не мог не проникнуться атмосферой этого места, заботой и уютом, искренней любовью. Впервые за свою жизнь он ощущал себя частью семьи, но не той, что по крови, а той, что человек волен выбрать сам.
