- Поиграть?
- Да. В игру на выживание. Пока что он ведет.
- Что этот рядовой может сделать? Он же один, а нас восемь, и мы настоящие солдаты, и мы господа, не так ли?
Полковник, явно нервничая, все больше повышал тон.
- Собраться, живей!
Наиболее пьян был ефрейтор Шульц Каффер, но и он стал заметно трезвее. Страх пробрался к каждому в душу и выветрил оттуда весь алкоголь.
Когда они вышли на улицу, ввосьмером, каждый при оружии, дождь как будто прекратил идти, но только затем, чтобы завести их в заблуждение и полить еще обильнее, не лаская, а избивая их усталые лица и души.
- Держитесь пока что друг друга, на нравится мне все это.
Что-то просвистело в ночи, и здоровенный топор грубой формы раскроил на две части голову одного из солдат.
В ответ раздалось несколько очередей. Охваченные страхом, люди палили во все стороны, но дождь итак проделал достаточно дыр в ночи, чтобы эти выстрелы были существенны.
- Прекратить, прекратить! Ублюдки...
Майн орал на своих солдат, не замечая, как на землю свалились еще двое. Это были ефрейтор Шульц Каффер и солдат по имени Генрих.
Темно. На чердаке.
Здесь всегда было темно, сколько она себя помнила...
Темно. Но не страшно, даже сейчас...
... Когда-то давно, в детстве, она много раз была здесь. Здесь было интересно, еще как интересно, забираться сюда одной и сжавшись в комочек, прислушиваться к таинственным шорохам, странным поскрипываниям и щелчкам...
Иной раз, кто-то маленький пробегал по ее голой ноге или руке, и приятно пощекотав кожу, убегал...
Нет, она не боялась. Чердак был всегда ее тихим убежищем от тех, кто ее не понимал. Ей нравилось, оставшись одной, преисполняться странным возбуждением, исходящем из темноты и покоя, ей нравилось гладить саму себя и ласкать, приятный запах сена проникал в еще совсем юную девочку, и она сладко засыпала, позабыв обо всем и обо всех.
Голова закружилась, темнота начала таять, и все, чего было и не было видно, пропало. Воспоминания приятно плескались в ее мыслях, и Саша не заметила как заснула. И все хорошо было в ее сне, если бы не странные крики, доносившиеся снаружи ее сна. Если бы не громкие свистящие звуки, похожие на выстрелы, так бы она и осталась там, восьмилетней девочкой, лежащей на охапке сена и убаюкивающей саму себя, возбуждаясь и ласкаясь, засыпая, засыпая...
... Она дернулась, как ужаленная. Что-то прогрохотало подле нее и пронзило сны, разорвав их на мелкие клочья...
- Кто здесь?
