Я узнал много интересного. К примеру, семья Гуэр-Тэ-Мари-Танэ-Ону. Такое длинное, многоступенчатое имя вовсе не означало высокую знатность или принадлежность к аристократии, как я подумал вначале.
Как раз наоборот — чем длиннее в Кшале было имя, тем ниже в местном табели рангов ты находился. Каждое слово в имени отображало некую ступень, уровень сословия, что имелись над носителем имени. Чем больше ты имел слогов, тем на низшей ступеньке социальной лестницы ты стоял, и наоборот — истинная аристократия этого мира носила трехсложные имена, а двухсложные имели лишь самые первые люди из окружения Владыки и он сам.
Пятисложное имя, как у меня или у моей сиделки, означали примерно середину. Свободные люди, вольные сами распоряжаться своей жизнью... в ограниченных рамках, установленных самим понятием феодального общества, разумеется.
Отец девушки, Ста-Тэ-Мари-Танэ-Ону был лекарем. Причем лекарем опытным и весьма умелым, и потому считался уважаемым человеком даже несмотря на свою формальную принадлежность к простолюдинам. О его высоком профессионализме говорил тот факт, что Ста был личным врачом для многих знатных людей в ближайшем городе Риндо — как раз к одному такому пациенту отец Гуэр и отбыл вчера утром.
Как мне стало ясно, врачевание в этой семье было наследственной профессией: людей лечил дед Гуэр, этим ныне занимался ее отец, и этому же обучали и ее саму. Впрочем, она была довольна уготованной ей судьбой: помогать людям девочка любила. Еще больше ей нравилось возиться с растениями: о теплице с огромным количеством самых разных лечебных трав, которая, кстати, и занимала почти весь второй этаж дома, она рассказывала с особым воодушевлением и блеском в глазах.
О своей матери моя собеседница ни разу даже не заикнулась. Я же проявил тактичность — было ясно, что мне не следует задавать вопросы по этой теме. Если Гуэр захочет — сама как-нибудь расскажет.
Узнал я и об обстоятельствах, при которых попал в этот дом. Местная стража, совершающая патрульный обход — деревушка находилась не так уж и далеко от границы, — нашла меня у обочины дороги, что вела от Синуэды к Риндо, в четверти туэ от деревушки или, если оперировать привычными мерами длины, в ста метрах. Я валялся без сознания, едва живой — причем было неясно, что именно со мной произошло. Открытых ран, переломов или чего-то подобного не было. Но жизнь по капле утекала из моего тела — это было очевидно с первого взгляда даже неискушенным в медицине патрульным.
