Были, значит, какие-то особые отношения между обоими братьями, было нечто такое, что толкало Витю винить себя в том, что сделал Николай.
Но почему возникла у защитника уверенность, что Виктор не виноват в нападении на Ирину Егоровну?
Дело Сергачева вел опытный и добросовестный следователь. Он, конечно же, знал, что Сколько бы обвиняемый ни признавался в преступлении, его признания не устанавливают его виновности, если она не подтверждена иными объективными доказательствами. И все же иногда бывает трудно заставить себя усомниться в виновности обвиняемого, если он, судя по первому впечатлению, так чистосердечно кается и если его признание подтверждается столь, на первый взгляд, крепкими уликами.
Пожалуй, самое парадоксальное в расследовании преступления заключается в том, что именно оно, это признание, которому следователь придал такое решающее значение, больше всего убеждало в невиновности Виктора.
Приступая к первому допросу Виктора Сергачева, следователь знал, что преступник обронил книгу. Книга и навела на след преступника. О ней следователь молчал, и это было разумно, пока Сергачев не закончил признаний. Теперь уже можно было спросить:
— Что у вас было в руках, когда вы шли по пятам Кольцовой и напали на нее?
— Ничего не было! — к удивлению следователя ответил Сергачев.
— Какая книга была у вас с собой?
— Никакой не было, — сказал Сергачев, явно не понимая, почему его спрашивают о какой-то книге.
Если бы Сергачев совершил нападение на Кольцову, то после вопроса следователя он не мог не понять, что книга „Железная пята” найдена, значит, отпираться бессмысленно. Да и зачем, если он признает свою вину? Ответить „никакой книги у меня с собой не было” Виктор мог только в одном-единственном случае: если он не знал, что в руках преступника, напавшего на Кольцову, была книга „Железная пята”.
Следствию Не удалось найти сумку Ирины Егоровны. Куда дел ее преступник? Виктор Сергачев показал, что бросил сумку в урну на улице Маяковского. На месте, указанном Виктором, сумки не обнаружили. Никто не спорит, это еще не опровергает его признание. Но показание Виктора о месте, где была выброшена сумка, приводит, как и история с книгой, к выводу, что тот, кто признал себя виновным, не знает, как в действительности совершено было преступление. Виктор показал: после нападения на Кольцову он по Некрасовской пошел направо, к улице Маяковского, где и выбросил сумку. Но дворник Косякова показала, что отчетливо помнит: парень в сером пальто с кушаком, державший в руках сумку, пошел не направо, а налево, он шел не к улице Маяковского, а в противоположную сторону, к улице Восстания. Виктору не было никакого резона говорить неправду о том, в какую сторону он шел. Это никак не облегчало и не отягощало его положения. Если показывал неверно, то этому могло быть только одно и никакое иное объяснение: Виктор не знал, какой дорогой уходил настоящий преступник.
